М.К.Кантор - Учебник рисования, том. 2

Басманов шел дальше по залу, сам с собой обсуждая варианты рекламы и попутно комментируя картины.

- Вот «Одинокая толпа», - говорил спикер, - это ж про всех про нас. Так и катимся по миру невесть куда. Помогите! А не поможет никто. Это ж правда! И не будем мы от этой правды прятаться, права не имеем. Пусть-ка банкир Щукин, Арсений Адольфович, поздравительных открыток с этой картины напечатает. Мол, с Новым годом вас! И поглядите-ка, что с вами будет в этом году. Нет, - поправил себя Герман Федорович, - не то. Пусть лучше Щукин учебники школьные с этой картиной издаст! Пусть детки трепещут!

Павел был ошеломлен такой перспективой. Надеюсь, вы шутите, хотел сказать он спикеру. Но спикер не шутил, он увлекся идеей.

- Пусть с рождения знают! Пусть! Верно все ваше искусство говорит! Некуда деться! Так Щукину и скажу: мол, послужи Родине, не век тебе нефтяные вышки в карман класть. О детях, скажу, подумай! А может, у вас, - поинтересовался Басманов, - еще какие идеи есть? Ваш спонсор-то кто? У кого деньги берете? Проталкивал Голенищев, информационная поддержка от Баринова, а деньги, думаю, Балабоса? Верно? - Спикер задумался. - Правда-то, она денег стоит сегодня.

Он сделал еще несколько шагов и остановился возле любимого холста Павла - группового портрета его семьи. Павел написал всех членов семьи стоящими в строю, словно они были построены так чьей-то злой волей, по приказу. Они стоят, прижавшись плечом к плечу, и смотрят на зрителя сосредоточенно, точно не ждут добра. Впрочем, Басманов оглядел их с сочувствием.

- Да, - сказал Басманов, стоя перед семейным портретом, - каковы лица. Да, страшна наша Россия. Ну и рожи! - При этом лицо старого варана расплылось в улыбке, и золотые коронки открылись. Золотой рот спикера растянулся столь широко, как не мог бы растянуться обыкновенный человеческий рот. Словно старая ящерица приоткрыла широкую пасть, охотясь за мухой. - Верно все изобразили, вот мы какие, русские люди, - убогие и страшные. - И спикер захохотал. - Смотрите на нас - и пугайтесь! В точку!

- Это моя семья нарисована, - сказал ему Павел. Он хотел добавить, что его манера письма состоит не в том, чтобы изображать умильные лица, но напротив, усугубить резкие черты. Если в лице видны старость и болезнь, то именно подчеркивая старость и болезнь, надо через них показать характер, показать, как человек сопротивляется недугу. Это дорогие мне лица, хотел сказать он, и они тем дороже, что состарились и закалились в сопротивлении. Всего этого Павел не сказал.

- Я и говорю, - подхватил Басманов, - страшна наша Россия: таких достойных людей, а до чего же довели. Вы все точно показали, молодец. Так оно в жизни и бывает.

Басманов придвинул свое ужасное лицо к холсту, вглядываясь в портреты.

- Всех правдиво изобразили! Личности! У меня, старого служаки, анкеты лежат на каждого - но разве анкета столько скажет? Нипочем не скажет! - Басманов повернулся к Павлу, подмигнул, пустил зубом солнечного зайчика. - В душу заглянули, хвалю!

- Вы знаете мою семью? - удивился Павел.

- Я кадровик, старый аппаратчик. Я, мой милый, из тех еще времен, когда кадры решали все. Мы за каждым следили. Ведь какие времена были! Страшные времена! - И Басманов вздохнул. - Соломона Моисеевича как не знать!

Спикер нижней палаты почтил долгим взглядом изображение старика Рихтера, перевел взгляд на Павла, сравнил, умилился сходству.

- Внук Соломона Моисеевича, - повторил Басманов с энтузиазмом, несколько наигранным. - А я и прабабку вашу помню, активистку. Династии - вот что ценю в нашей интеллигенции. Всегда на это внимание обращаю. Раньше рабочие династии были, пролетарское происхождение требовалось. А теперь кадровая политика другая. Я в отношении образованности придирчив. Всегда интересуюсь: а папа у тебя университет кончал? Ты в каком поколении интеллигент? Ну, с вами-то все в порядке: ваши, небось, все с дипломами. На лбу написано.

Басманов осмотрел каждое лицо в семейном портрете, повздыхал.

- Вам, небось, с детства идеи внушали, завидую! Профессорская, так сказать, культура! На ней Россия-матушка и держится. Семья Соловьевых или, допустим, род Толстых. А сегодня Рихтеры. Папа читать научит, дедушка - на баррикадах стоять.

- Дед много сделал для меня, - сказал Павел, - без него я не смог бы рисовать.

- Или взять, допустим, Пастернаков. Тоже династия. Или Ульяновы.

- Мой дед создал теорию, - сказал Павел и сообразил, что Басманову наплевать на его деда, он просто издевается.