М.К.Кантор - Учебник рисования, том. 2

Струева он спросил:

- А ты что предлагаешь? У тебя есть план?

И Струев сказал в ответ:

- Есть.

- Неужели ты думал, что я соглашусь на авантюру? - спросил Кузин. Просто так спросил, из любопытства.

- Какая на тебя надежда.

- А что ты собираешься сделать?

- Убить Лугового.

- Как ты сказал?

- Лугового Ивана Михайловича - убить.

- Как это - убить?

- До смерти.

- Умнее ничего не придумал?

- Придумал кое-что еще.

- Ты сумасшедший. Понимаешь сам, что говоришь?

- Понимаю, разумеется. Мера неприятная. Но необходимая. Сделать это желательно сегодня.

- Сегодня?

- Часа через два.

- Часа через два?

- Примерно.

- У тебя и время рассчитано?

- Рассчитано, - сказал Струев.

- А зачем, - спросил Кузин, - тебе его надо убить? Он старый - сам умрет.

- Зачем стреляли в губернаторов? Зачем бросали бомбы в царей?

- Зря бросали, - сказал Кузин.

- Нет, - сказал Струев, - не зря. Бросали, чтобы показать, что всякая сволочь под Богом ходит. Не век им самим убивать. Конечно, природой не они, а все остальные назначены на истребление. Можно сказать, что народ специально существует, чтобы его бить. Если Бог хотел иного, он бы не создал этих овец. А раз он их создал, надо их стричь. А после того как пострижешь, надо резать. Верно? Вопрос в том, принимаешь ты это - или нет.

Кузин промолчал.

- Раз их стригут, а ты не мешаешь их стричь, значит, ты все равно что стрижешь их тоже. Правда?

Кузин промолчал.

- Кстати, можно договориться, чтобы и тебе досталось немного шерсти. Пока овец стригут, можно сидеть в стороне и даже получить прибыль. Ты всегда так и делал. Но когда начнут резать, мясо тебе брать станет стыдно.

- Для нас, русских, - сказал Кузин рассудительно, - справедливость и беззаконие - синонимы. От власти добра не ждем - решаем дело насилием. Зададимся вопросом: куда это приведет?

- Недурно бы дождаться Нюрнбергского процесса - так ведь не дождемся никогда, - сказал Струев, - придется своими силами.

- Вне закона, - сказал Кузин устало, - справедливости быть не может. Соблазн великий, но это тупик. И Библия, и Платон - в основу общества кладут законы. Необходима скрепа цивилизации.

- А если закон меняется каждый год, если власть и закон - одно и то же?

- Существует мораль, - сказал Кузин, - это внутренний закон, который ни игра на бирже, ни игры комитетчиков не отменят.

- Скажем, если банкир Щукин - вор, значит, руководствуясь моралью, его следует наказать. Как быть, если закон этого не делает?

- Мне неизвестно, вор он или нет, - сказал Борис Кириллович и покачал головой: уж коли стоять на стороне закона, то приходится соблюдать его букву - не видел, как брал, стало быть, не могу знать, брал или нет.

- Отчего же неизвестно? Известно. Он не добывал руду, не строил заводы - ему просто отписали уже существующее добро. Люди сообща строили дом, а потом его отдали десятку прохвостов. Если нечто принадлежало сразу всем, а один человек это забрал себе - он вор или нет?

- Кому - всем? О каких людях ты говоришь? Надо еще суметь стать человеком, не так это просто! Надо суметь подняться над природой варварства, над стихией! Не будем, - сказал Кузин, значительно погрозив пальцем, - не будем уподобляться большевикам. Да, говорят, что олигархи взяли народную собственность. Однако народу все равно ничего не принадлежало. Зададимся вопросом: разве плохо, что у так называемой народной собственности появился хозяин? Я предпочитаю, чтобы за нефтью и газом присматривал рачительный хозяин - а не безликое государство.

- Почему безликое? - удивился Струев. - Наше государство - с человеческим лицом. Рожи Щукина, Кротова, Левкоева - чем не лики? Вот был завод - государство задаром его отдало в собственность Щукину, а спустя пять лет государство выкупает этот завод у Щукина за пять миллиардов. Получается, что государство само у себя купило завод за пять миллиардов (правда, на те деньги, что были изъяты у населения) - и деньги эти ушли за границу, на частные счета. Схема проста - народные средства конвертируются в собственность узкого круга лиц, который представляет государство.

- Я историк культуры, - сказал Кузин грустно, - и склонен допустить, что у государства были основания так поступить. Требовалась радикальная ломка традиций. Вероятно, это не вполне честно, не берусь судить. Важно общее направление. Петр Первый не был ангелом, но следует различать личность Петра - и ничтожество Брежнева. Интересы у них разные.

- Государство имеет один интерес: банальный интерес управления людьми. Иногда этот интерес называют властным, а иногда - цивилизаторским. В первый раз, что ли? Устроено просто: в России сто сорок миллионов человек, из которых сто тридцать миллионов обслуживает десять миллионов, вот и все. Они, эти сто тридцать миллионов, и есть недра России, ее энергетические ресурсы, ее топливо. И расходуются они, как нефть и уголь - сгорают, чтобы обогреть десять миллионов начальников. Что будет с этими ста миллионами - неинтересно; всегда будет одно и то же - повкалывают, да и сдохнут от пьянства и холода. Интересно, что будет с десятью миллионами привилегированных, вот где проблема российской истории: по-французски они будут говорить - или по-английски? На «Чайках» будут кататься - или на «Мерседесах»? В церковь станут ходить - или в партком? Инсталляции будут покупать - или иконы в красный угол вешать? И оправдания такого порядка придумывают сообразно ситуации: то монархия, то коммунизм, а сегодня - путь в цивилизацию. Оправдать такой порядок - задача идеологии, вот ты и стараешься, про цивилизацию пишешь. Раньше из Ленина цитаты вставлял? Не отмахивайся - помню. А теперь кого цитируешь? Платят нормально? На конференции зовут?