М.К.Кантор - Учебник рисования, том. 2

В своих путешествиях Струев, сам того не ведая, повторил классический маршрут русского интеллигента, когда тот, возжаждав изучить реалии отечества, отправлялся в глухие провинции. Иным достаточно было прокатиться по Ленинградскому шоссе, другие доезжали аж до Камчатки, но искомые доказательства горькой доли мужика получали все желающие. Получил их и Струев. Он с рождения помнил жизнь провинции, сейчас он увидел, что жизнь не изменилась, прибавилось только богатых воров. Больниц за двадцать лет не построили, библиотек не открыли, домов для рабочих не возвели. С тех благословенных пор, как Никита Хрущев, приехав во Владивосток, заявил: будем строить здесь Сан-Франциско - после чего отгрохал на сопках сто бетонных хрущоб, - с тех пор державная мысль эти убитые места не посещала. Разве что возвел богатый вор трехэтажный особняк с видом на бухту Золотой Рог, но его тут же застрелили завистники, и особняк пустовал.

Вы бы дом под больницу приспособили, сказал Струев, и люди, с которыми он разговаривал, посмотрели недоуменно. А оборудование? А врачи? А ремонт? Нет, не подумайте, просвещение идет на восток семимильными шагами, вот, не далее как семь лет назад Открытое общество прислало сто компьютеров - чтобы воспитывать поколение менеджеров для портовых терминалов. Учатся ребята, в люди вышли. Еще тысячу экземпляров «Архипелага ГУЛАГ» прислали и труд Чарльза Пайпса-Чимни «Компас и кнут». Просвещение просвещает. Вы бы нам денег на музей дали, сказали дальневосточные интеллигенты, почуяв в Струеве человека с планами. И что делать с деньгами будете? Есть у нас мечта, робко сказала девушка со слезящимися от ветра глазами. Понимаю, что несбыточно, но мечте не прикажешь - щемит сердце. О чем мечтаете? Да вот хотим приобрести полотно Григория Гузкина «Пионеры». Понимаю, что классик, знаю, что дорого, но если всем городом копить. Мы ему в Париж написали, он ответил: копите, подожду, зарезервирую картину за вами. Человек навстречу идет. Все бы так провинции-то помогали. Не дадите денег? Не дам, сказал Струев.

И на больницу не дам. Украдут. Все знали (и Струев знал), что один из богатейших людей страны - Арсений Щукин - официально зарегистрировал фирму в Сургуте и платит в этот город налоги. Куда деваются налоги с многомиллиардного состояния - было непонятно: больниц новых не было, а старые работали хуже, чем прежде. Город стоял убогий и кривой, лишь дом приемов корпорации Щукина, куда Арсений Адольфович прилетал раз в месяц, - потрясал великолепием. Говорили, что архитектором здесь выступил сам Гери, тот гений, что проектировал музей Гугенхайма в Бильбао.

И Струев хотел понять, что за архитектор возвел русскую конструкцию - кто отвечает за перекрытия, отопление, фундамент. Ясно, что так сделала вся русская история разом, - но кто-то сегодня подталкивал историю, кто-то использовал ее механизм. Ясно, что эта дрянная конструкция регулируется силой вещей, но ясно также и то, что в этом механизме силы вещей присутствует какой-то важный болт, основная шестеренка - и она должна выйти из строя, хотя бы на время.

Чем дольше Струев ездил по провинциям, тем в большую зависимость он попадал от людей, мест, обстоятельств. При составлении своего стратегического плана ему следовало учесть особенности дальних регионов: именно на эти места Струев и рассчитывал. Когда провинциальные собеседники начинали излагать унизительные обстоятельства жизни, систему сложных договоренностей меж ними и мелкими местными властями, перечислять пункты существования, в которых они столь же бесповоротно зависимы от начальства, как от северной природы, - делалось понятно, что разрубить систему отношений одним ударом невозможно. Начальство и система поборов были такой же реальностью, как климат, и такой же необходимостью. Если поборы не отдать, то мелкое начальство не сможет рассчитаться со своим начальством. В свою очередь и мелкое начальство было бесповоротно зависимо от начальства чуть более крупного, и так далее, вплоть до Москвы. И безнадежно порочная и подлая схема отношений в обществе, которое движется своими первыми эшелонами к прогрессу, замыкалась на тощей бабке из Нефтеюганска, у которой - случись сбои в цепочке взаимных расчетов - отключат воду и электричество, перестанут топить и платить гроши, которые называют пенсией. И тогда бабка умрет на десять лет раньше срока, что отпущен ей обслуживать местное начальство. Жалеть такую жизнь, может, и не стоит, но попутно с обслуживанием начальства бабка нянчит внуков, пьет чай, смотрит телевизор - и ей хочется жить. И если некий человек называет себя гуманистом, он должен эту бабку защитить. А как это сделать, если угнетение бабки и доведение ее до могилы - и есть условие ее существования. Струев старался вникнуть в схему отношений, присматриваясь, где рубить, - и не находил места для удара.