М.К.Кантор - Учебник рисования, том. 2

Прямой, сухой, спокойный, Луговой стоял перед бандитами.

- Левкоева ко мне. Связь, быстро. Я сказал: быстро.

И страшный горец протянул Луговому трубку мобильной связи.

Через минуту смятенный Левкоев был в гостиной; он подошел к Ивану Михайловичу, и Луговой поглядел на Тофика строго.

- Разберись.

Тофик повернулся к бандитам. Рассказывали иные перепуганные интеллигенты про становление империи Тофика Мухаммедовича, говорили, что политы его миллионы кровью. И эта мысль посетила сегодня некоторых из гостей, когда они глядели на лицо бизнесмена. Волновался Тофик Мухаммедович, неловко ему было перед соседом.

Боевики в масках (сотрудники и служащие Тофика Мухаммедовича) шумно оправдывались: несомненно, вышла ошибка. Они хотели как лучше, старались. Им было сказано некоей старухой, что их нанимают в качестве актеров для театральной постановки. Так и сказали - домашний театр. Вот, поглядите, и патроны холостые. Какой старухой? Да ходила тут по дому одна такая старуха, где она? Да, где она, ваша старуха? Ах, ушла! Правду говорим, хозяин, для искусства старались. Теперь на банкеты чего только не заказывают: один бизнесмен на дачу кордебалет Большого театра выписал, и ничего - приехали, сплясали. А другой из Италии певца Паваротти приглашает на выходные - и пожалуйста, прилетает, поет соловьем. Ну, если платят, чтоб пугали, - значит, надо так, мало ли кому что нравится. Некоторые вообще в специальные салоны ходят, чтоб их ремнем пороли. Платят - так, пожалуйста, можем и ремнем. А хотите, автоматом. Ах, мерзавцы, так вам еще и заплачено? У чужих, значит, деньги берете? Мало я вам башляю? Мало? Нет, ты скажи, сука, мало? Пардон, господа, как еще разговаривать с челядью? На стороне бабки ищете, мерзавцы! До чего докатились! В асфальт закатаю!

Прогрессивные дебаты были скомканы, гости не проявили даже интереса к остаткам пирога, даже отец Павлинов отказался. Поколебался, но есть не стал. Повертел в руках кусочек, положил на блюдо - не то настроение. Один за другим откланивались гости, унося домой воспоминания о странном вечере.

- Какой ужас, Семен, неужели вы этого хотели?

- Это из лучших перформансов, Алина. Я не обнародовал авторства, должны быть и безымянные шедевры.

- И что дальше?

- Посмотрим, Алина.

- Но планы есть?

- Авангардное произведение должно попасть в музей. Осталось построить музей.

Если художнику покажется однажды, что уже нечего добавить к сделанному и творение совершенно, найдется много способов избавить его от этой иллюзии.

Такому художнику можно указать на качество цвета в картинах Чима ди Конельяно, на упругую линию Леонардо, на картины Ван Гога, которые непонятным образом вызывают у зрителя сердцебиение. В каждом из великих произведений есть особенное свойство, доводящее выразительность до предела, - и эти свойства не сходны меж собой, поскольку всякой картине и всякому мастеру присуще нечто особенное.

Когда художник учится рисовать, он, разумеется, учится разным аспектам ремесла и тщится соединить их в одной вещи. По всей видимости, совершенство - это такое состояние картины, когда всякий ее компонент: замысел, композиция, цвет, рисунок - выполнен в превосходной степени. Вообразить себе картину, которая бы сочетала все искомые особенности и воплощала их в лучшем виде, - невозможно. Подобных произведений мир не знает вообще.

Если цвет в картине исключительно ярок и красив, и мастер мнит свою работу непревзойденной - он совершает ошибку. Когда пылкие фовисты или экспрессионисты (например, Вламинк или Нольде) покрывали холсты отчаянными разноцветными мазками, они могли претендовать на небывалое качество цвета, но рисунок, необходимый для их произведений, ничем особенным не поражает. Напротив, если рисунок безупречен, линия легка и стремительна, то цвет подчас играет вспомогательную роль, иногда он особенно выразителен (так случается в картинах великого Пикассо). Те редкие случаи, когда сама композиция становится непревзойденным достижением (как у Брейгеля и Микеланджело), вероятно, ближе всего к совершенству - во всяком случае судить о качестве рисунка и цвета в этих вещах затруднительно, настолько все подчинено общему замыслу. Но если у кого-то достанет дерзости анализировать цвет у Микеланджело, изолируя его от плафона капеллы в целом, он должен будет признать, что невероятных колористических достижений композиция не являет.

Такой анализ произведений вульгарен - нельзя разъять целое на составные части. Микеланджело пользуется тем цветом, какой ему необходим, а если бы Эмиль Нольде однажды попробовал усложнить свой рисунок, то куда бы он поместил свои бурные мазки? Более того, всякий художник обладает собственным рисунком и собственным цветом - именно их нерасторжимый сплав и делает этого художника неповторимым. Так особенный рисунок Ван Гога дополняет особенный цвет Ван Гога.