М.К.Кантор - Учебник рисования, том. 2

- Америка отвечает моей энергетике, - говорил Кузин друзьям по возвращении. - Какая поступательная мощь! Еду в метро - и вижу людей всех цветов кожи! Империя, да, - но империя, если на то пошло, добра и разума! Империя - но в хорошем смысле этого слова! Сумели! Построили! Котел народов! Преодолели национализм! Поглядите на небоскребы! Как получилось, что возникла такая силища?! Еще зарождаясь, американцы называли свои институты Капитолием и Сенатом. А сейчас! О! - так, бурея лицом и рубя воздух ладонью, Кузин отстаивал приоритет Америки.

Впрочем, отстаивать очевидное не было надобности. В силе и величии новой империи не сомневался никто - если и были сомнения, то лишь в том, какой вариант низведения России будет избран и какие страны, в каком порядке, намечены на перевоспитание. Русские граждане, подобно гражданам прочих неблагополучных стран, с тревогой ждали решения своей судьбы. С ними как-то поступят, но вот как? И когда?

Постепенно для граждан большой империи (и на окраинах ее, и в центральных районах) стал очевиден принцип движения вперед новая империя будет и дальше укреплять могущество, она станет оплотом свободы своих граждан и грозным врагом тех обитателей окраин, которые не соответствуют идеалам свободы граждан центральной империи. Наместников будут поощрять, население приучат к полезному труду, авантюристов и саботажников - накажут. В целом генеральная программа рассчитана на всех людей планеты, блага распределяться будут в следующем порядке: в первую пятилетку ими наделят лишь центральный округ, а в отдаленных районах уничтожат режимы, не соответствующие гуманистическим стандартам, режимы, представляющие потенциальную опасность для центра. Как некогда говаривал сэр Уинстон Черчилль, «мы сосредоточили в руках непропорциональную долю мировых богатств и торговли. Когда мы требуем, чтобы нас оставили в покое и не мешали наслаждаться своей большой и роскошной собственностью, в основном приобретенной посредством насилия и с помощью силы сохраняемой, то другим подобное требование часто кажется менее обоснованным, чем нам самим». Справедливость высказывания Черчилля была подтверждена не раз - в основном недоумением граждан удаленных провинций, подвергаемых выборочной порке, - однако недоумение варваров было исторически обусловлено. Что касается собственно граждан центральных регионов империи, а также мыслящих индивидов, исповедующих философию коллаборационизма, то им всего-навсего надлежало привыкнуть к своеобычной стратегии империи - на первый взгляд непредсказуемой, но на самом деле логичной.

Граждане империи, как всякие граждане всякой империи, должны были ежечасно присягать на верность - но в условиях демократии им дано было право решать голосованием: убивать варваров или нет, лишать их жизни или только крова и т. д. Как и всякие люди, граждане империи были наделены представлениями о различии хорошего поступка и плохого, и им надлежало совершать над собой известные усилия, чтобы находить оправдания той или иной акции подавления окраин. В отсутствие внятной программы общественного развития, направленного на благо большинства, - отныне предстояло выбирать из тех программ, что неприкрыто содействовали обогащению и процветанию меньшинства, надо было только не ошибиться, выбрать такую программу, чтобы не слишком пугала. Еще лучше содействовать той программе, что, так или иначе, гарантирует включение тебя самого в отобранное меньшинство. Так произойдет, если ты станешь искренним адептом власти (на том основании, что она не принесет столько бед, сколько возможная альтернатива) и власть имущие в тебе увидят прок. Разумный, практический выбор меньшего зла сделался основным политическим вектором. Руководствуясь этим императивом, совершались поступки, которые приводили к разрушительным последствиям без всякого противодействия, лишь бы разрушения не коснулись принципов свободы, декларируемых привилегированным меньшинством. Зло принималось как неизбежность - на том основании лишь, что, если вовремя не поклониться этому злу, того гляди, случится худшее. Худшим злом, безусловно, явилось бы понижение уровня жизни внутри империи и ликвидация гражданских свобод для ее жителей. Остальное рассматривалось как меньшее зло. Даже если права варваров и ущемлялись, не следует при этом забывать, что жертва эта приносилась на алтарь общей свободы империи. Так из общества мало-помалу вымывалась, выветривалась способность к сопротивлению и суждению. Впрочем, социальная философия, усвоенная обществом, философия коллаборационизма, настаивала на том, что окончательного суждения не может быть в принципе - от него грех один.