М.К.Кантор - Учебник рисования, том. 2

Когда Гриша Гузкин слушал истории о чужих карьерах, он приходил в состояние нервной ажитации. Весь мир двигался вперед, люди мыслящие и прогрессивные не дремали, каждый день то здесь, то там ловцы удачи выгребали полный невод. Вот и некий Арчибальд Дж. Николсон - ну, что в нем такого особенного? - сумел добиться успеха. Неужели напрасно жизнь дает ему этот пример? Не спать, не спать! Современное искусство лишь один из секторов мирового производства - оно развивается по тем же законам. Будешь сидеть в своем медвежьем углу, о тебе и не вспомнит никто. Кто помнит теперь о Захаре Первачеве? Ха-ха, никто и не помнит серые холстики с колокольнями. Искусство приходит в негодность так же стремительно, как автомобили. Ежедневно двигаться вперед, ежедневно отвоевывать позиции: прогресс, он на то и прогресс. Стоит взглянуть в газеты - современное искусство бурлит и клокочет: сегодня на одной площадке, завтра на другой, но каждый лень неутомимые мастера стараются превзойти вчерашние рекорды. Не сделаешь нового - забудут, непременно забудут! Творцы рискуют, они ставят на кон все, что имеют, они красят свои тела масляными красками, они спят на рельсах, они делают скульптуры из замороженной крови. А ты боишься сделать решительный шаг. Но художнику необходима отвага. Возможно, подумал Гриша, и Арчибальду Николсону не особенно приятно работать с Левкоевым - но он же работает.

Если бы прогрессивно было то, что нравится, как было бы хорошо. Если бы актуальным было только приятное и красивое, то-то было бы здорово! Можно было бы жить в Италии и рисовать итальянские пейзажи. Но нет - нельзя! То время миновало безвозвратно. Искусство Италии определяло мир пятьсот лет назад, затем актуальным стало искусство Франции, потом - Германии, а сегодня - Америки и Англии. Каковы молодые таланты среди англичан - о, это не чета иным народам! Смотреть на это, возможно, и не слишком приятно, но то, что это прогрессивно, отрицать не приходится. Да, никто бы не подумал сорок лет назад, что англичане что-то понимают в искусстве, - а вот поди ж ты! Да, думал Гриша, это закон истории: порой приходится выбирать не совсем то, что буквально привлекает. Порой прогресс выбирает в качестве своего агента вовсе не симпатичную страну. Почему Германия перестала быть лидером в Европе? Казалось бы, каких-то пятнадцать лет назад - Гриша застал это время в Германии - как мчалась она по дороге прогресса! Отчего не прекрасная Франция, где так вкусно едят и пьют, стала представлять цивилизацию, а вырвалась вперед дождливая Англия с ее мерзейшими сосисками по утрам и отвратительным пивом? Надо просто понять, что прогресс не всегда приятен, вот и все. Что делать, приходится принимать прогресс таким, каков он есть.

Гриша встал и подошел к Саре Малатеста.

Сара смотрела на слегка растрепанную прическу Гриши, его несколько всклокоченную бородку. Человек искусства, он чувствует сильно и переживает глубоко, вот о чем свидетельствовал вид Гузкина. Искусство, говорил облик художника, делает человека уязвимым - он слишком открыт переживаниям, чтобы владеть собой.

- Вы должны показать свое искусство в Лондоне, - сказала ему Сара, и Гриша ответил, что он здесь не ради картин.

- Я могла бы вам помочь, - заметила Сара, а Гриша сказал, что да, именно она и может ему помочь; впрочем, не о выставке он думает сейчас.

- Тогда зачем же вы здесь? - спросила Сара, и Гриша ответил, что она это знает сама.

- Такой человек, как вы, - заметила Сара, - не должен ничего делать случайно. Вы приняли решение, Гриша? - Сара говорила безмятежным голосом, но внутри у Сары бушевала буря.

Гриша ответил, что действительно долго думал над поездкой в Лондон.

Ах, рациональный ли я человек? - вот о чем говорила растрепанная прическа художника, - или я просто взволнованный человек, человек растерянный и ищущий счастья?

- Я принял решение, - сказал Гузкин сдавленным голосом. Голос получился сдавленным оттого, что Гузкин изначально собирался придать ему немного взволнованную интонацию, но - пока говорил - действительно разволновался не на шутку, и звуки вышли из его подчинения. Принял решение! Легко сказать, думал Гузкин. Жизнь отдаю, вот что. Чего-нибудь да стоит моя жизнь. Бледность разлилась по его лицу, капли пота показались на висках. Он хотел изобразить волнение, но разволновался куда более намеченного.

И, чтобы успокоить Гришу, Сара взяла его за руку.

- Вы можете не сомневаться во мне, Гриша, - сказала она просто, - я действительно хочу вам помочь, действительно хочу вам счастья.