М.К.Кантор - Учебник рисования, том. 2

- Превосходная мысль, - сказала Сара Малатеста и намазала горячий тост мармеладом, - как это своевременно! Засунуть пионерку в формалин! А что, если эту пионерку распилить пополам?

Гриша, успевший раскурить послекофейную сигару, поперхнулся дымом, закашлялся. Вот что значит человек понимающий, соавтор. Некоторые аспекты в телосложении Сары его не устраивали - но душа! но что касается способности сопереживать! Тут лучшего и пожелать нельзя.

- Пых-пых, - сказал он, - любопытная мысль. Но не будет ли это повтором? Плагиатом? Кто-то, кажется, уже что-то такое распиливал?

- Но не пионерок же, - резонно заметила Сара. - Распиливали, помнится, коров, а это не одно и то же. А потом, можно распилить ее на несколько частей - по количеству отколовшихся от России республик

- Пых-пых. А чем пилить? - Гузкин всегда входил в технические подробности. Было время, в художественной школе Краснопресненского района он осваивал приемы масляной живописи: какой краской галстук закрашивать у пионеров, какой - сандалики. А тут новая техника, всему надо учиться заново.

- Как это - чем? Бензопилой, разумеется, - удивилась Сара.

И верно, теперь для художников любые инструменты продают, не то что при советской власти, когда кисточку, и ту не купишь. Преимущества западного искусства, искусства стран цивилизованных, прежде всего в том, что технические детали не представляют труда - если надо закрасить холст, то к твоим услугам любая кисточка, если надо распилить пионерку, проблем тоже не возникнет. Искусство Запада, подумал Гриша, фактически устраняет проблему исполнения - техника здесь превосходная. Остается только придумать, что пилить и как красить.

- Значит, распилим частей на десять, и каждый кусок пометим биркой, так что ли? Напишем на руке - Латвия, а на ноге - Грузия. Не слишком ли многословно?

- А что, если, - Сара расправилась с тостом, вытерла остатки мармелада с губ, - что, если расфасовать пионерку по отдельным сосудам и на каждом наклеить этикетку с флагом суверенного государства?

Гриша испугался полета мысли - уж слишком жестоко выглядела инсталляция. Гриша даже вспомнил своего московского друга Струева и его грубые выходки. Как-то по-струевски жестоко получалось. Впрочем, тут же подумал Гриша, почему же непременно по-струевски? Если и напрашивается параллель с иным мастером, то прежде всего с Леонардо: тот тоже препарировал трупы. Да, вот где следует искать истоки замысла.

- Уверена, - сказала Сара и намазала мармеладом новый тост, - именно этого и ждут от тебя.

- Кто ждет? - спросил Гриша. Вряд ли пионерки ждут, подумал он. Не думаю, чтобы инертная толпа оболваненных российским режимом ждала. Не стоит ждать признания от плебеев. Прогрессивная общественность, та, конечно, ждет. Можно понять ее, прогрессивную общественность - она, понятное дело, обеспокоена молчанием Гузкина. Но ведь нужно время, чтобы замысел созрел, отстоялся.

- Кстати, - мысль о Струеве напомнила Грише о неприятном, - ты не выручишь меня? Я хочу дать некоторую сумму денег московскому коллеге, - он несколько смутился и рассеянно добавил: - Мы не должны забывать тех, кому не повезло.

- Не сомневалась, - сказала Сара, - что ты их поддерживаешь. Не удивлюсь, если ты кормишь их всех. (Гриша потупился, рассеянно сказал «пых-пых».) Эти ленивые русские. Но, прошу, думай иногда и о себе. Ты каторжно работаешь, хрусть-хрусть, - она отправила в рот мармеладный тост. - Ты и так в ответе за многих. А тут еще и паразиты на твою шею. Люди неблагодарны - они будут эксплуатировать твою отзывчивость, пользоваться твоей добротой

- Пых-пых, - сказал Гриша, - я уже обещал. Знаю, - махнул он рукой, - знаю, что это только испортит человека. Они не привыкли работать, не уважают труд, пых-пых. Не понимают, что такое рынок. Но я обещал.

- И без того, - заметила Сара, - ты фактически выполняешь работу за них: это они должны были осмыслить, где живут, что из себя представляют.

Гриша ограничился скорбным пыханьем. Трудно было возразить на очевидное.

Тем не менее он вторично попросил Сару выделить сумму денег своему бедному другу. Мой бедный друг, сказал Гриша и почувствовал, что ему и впрямь жаль Струева. Он решил потратить еще некоторое количество энергии на то, чтобы Сара Малатеста отдала Струеву деньги. И чем больше усилий он тратил, тем туманнее становилось воспоминание о том, что деньги эти принадлежат Струеву, и Гриша должен вернуть чужое. Теперь Грише казалось, что он (как обычно) использует свое влияние, чтобы помочь бедному другу. И он действительно хотел помочь. Он даже употребил выражение, смысл которого теперь стал ему вполне понятен.