М.К.Кантор - Учебник рисования, том. 2

- Тот, кто на нашем месте сидел, не церемонился. Мало ли, что мир думал, а выходил на трибуну Громыко или Герман Федорович Басманов, - мир кривился, а слушал. Надо было в Венеции представить социалистический реализм - и представляли. Как сегодня быть? Я - бюрократ, - Аркадий Ситный, смакуя, выговорил это слово. Выговаривая слово «бюрократ» беззастенчиво, он давал понять, что интеллигентный человек должен быть настолько умен, чтобы не отождествлять себя с общественной ролью, - и, как бюрократ, обязан взвесить риски. На какой срок у нас планы? Войдем в интернациональный дискурс, повезем выставку в Чикаго, Московскую прогрессивную биеналле откроем. А дальше?

- И форум культурных инициатив запустим! И фабрику звезд устроим - на хозрасчетной основе. Бюджет позволяет.

- Говорят, нефть в цене подпрыгнет. Так что миллиона три мы под это дело возьмем.

- Больше возьмем.

- И продажи авангарда движутся, с материальной стороны все складывается неплохо. Потрошилов запустил очередную порцию на рынок, ты в курсе? Как думаешь, это надолго?

- Взаимопонимание с партнерами есть. Авангард берут. Вот ты, министр, все взвесь и реши.

- Значит, зависим от Майзеля. А если Майзеля завтра не будет, что тогда? Если Бритиш Петролеум уйдет? Они-то к себе домой уйдут. А я-то - с Багратионом останусь.

- Откуда такие настроения? - удивился Голенищев. - Барон Майзель к нам навсегда пришел. С Дупелем у него дружба, с Левкоевым - любовь, Казахстан они поделили, Тюмень - с Щукиным и с Рейли разделят. Ну, куда он уйдет?

- А я почем знаю? - спросил осторожный Ситный. - Может, разорится, - Голенищев хохотнул при этих словах, но Ситный был серьезен. - Сейчас все спокойно, а ну, как рванет? В культуре, как на минном поле, - не знаешь, куда наступить! Уже писали на меня доносы - дескать, трофейное искусство вернул в Германию! - с сердцем сказал Аркадий Владленович, допекла его проблема, - Лежит в подвале - никому не нужно, а тронь - растерзают! Патриоты! Подумаешь - трофейное искусство продал! А что Дупель гектары нефтяных полей продает - ему можно, да? Левкоев весь алюминий захапал и половину западным партнерам отдал - это в порядке вещей, да? Съездили на Сардинию с премьером, сделку обмыли - и порядок. А паршивую бумажонку передашь немецкому канцлеру - кричат: грабеж!

- Аккуратнее надо быть, - посоветовал Голенищев.

- Серьезные люди просят: отдай! Ты сам советовал.

- Я советовал? - искренне удивился Леонид Голенищев. - Не припомню.

- А сидели мы с фон Майзелем в «Ностальжи», не помнишь? Еще Дупель с ним казахскую концессию подмахнул, не помнишь? Белугу подавали, не помнишь?

- Не было этого, Аркаша.

- Как не было? Майзель еще сказал: надо бы, говорит, бундестаг обрадовать. Что-нибудь символическое, говорит, нужно.

- Не было меня там.

- Чуть что - один останусь. Опять взятки нести. Тому дай, этому дай. Депутаты у нас чужое добро за версту чуют.

- Умеют, да.

- Посылай Снустикова! Поставец открытое письмо в газету написал, прогрессист! Требует признания таланта! А скажут мне, что я национальное искусство топлю, где этот Поставец будет? На Красную площадь с плакатом выйдет?

- Вряд ли, - согласился Голенищев, - Поставец виллу в Одинцовском районе строит, ему с плакатами ходить некогда.

- И Майзель уйдет, и ты спрячешься, и Поставец на даче будет сидеть - а спросят с меня! Рыбоволк, - полные губы Ситного с усмешкой выговорили прозвище президента, которое отражало впечатление от президентской физиономии: сочетание скользкой рыбы и длинноротого хищника, - рассердится. Знаешь, как рыбоволк сердится? Не хочешь посмотреть? Враз закроют проект чикагской выставки. И продажи авангарда закроют. А я в это дело много чего вложил. Мы в интернациональном дискурсе живем, ты прав; но и в своей стране тоже прописаны. России послужить надо, - закончил спич министр.

- Да, менталитет в нашей стране сложился определенный, - сказал Голенищев, чтобы сказать что-нибудь.

- Меру знать надо. Вот Шура Потрошилов, - речь шла о втором заместителе министра культуры, - от маршала Потрошилова набрался безнаказанности - тащит все подряд, как на войне. Это его папа, между прочим, наши подвалы трофеями забил. И Шурик в музее, как на фронте. Немецкие партнеры картину Кранаха привезли нам на выставку, так Потрошилов ее со стены снял и Ефрему Балабосу продал. Ситуация возникла критическая.

Голенищев не стал обсуждать ту роль, которую, по рассказам второго зама, играл в сделке Аркадий Владленович Ситный. Он сказал: