Леонид Нетребо: Банище

— А ты умеешь, басурман, селадон подорванный? — тем же трубным голосом вопросила Гайдамак. — Делай, что умеешь!

Делали, что умели.

Гайдамак стояла, как язычница, закрыв глаза и вытянув просящие руки — вверх, к бане, над которой калился лик полной луны. Кассирши застыли, прижав к лицу ладони, сложенные лодочками, словно поклонницы Будды, и что-то шептали. Механик крестился слева направо, как католик, явно не понимая, что делает, и часто кланялся, как заведенная гибкая кукла, в каждом поклоне доставая лбом до воды.

Один Борис, видимо, знал, как нужно креститься, и, возможно, иногда, согрешив, делал это. Но здесь, в этой комедии, принимал участие только как один из клоунов: не крестился, а, криво улыбаясь «в никуда», только кланялся, макая черные (исколотые — от этого в ночи они были совсем черными) кулаки в лунную воду.

Анатолий, ошеломленный, смотрел на этот дикий церемониал, потом, безотчетно отступив в глубину, погрузился в теплую, как парное молоко, воду и вдруг подумал о том, что, наверное, не только романтично, но и вполне логично было бы сейчас утонуть в этой банно-речной оргии. В этот момент ему показалось, что кто-то больно ущипнул его за ногу. Наверное, Зойка, подумал Анатолий и зашарил вокруг руками, с намерением ответить на мануальную шутку, но никого не нашел и, в запале хлебнув воды, вынырнул, закашлялся…

Вечером следующих суток, когда Анатолий заступил на смену, ему позвонил кочегар Ким и взволнованным голосом сказал:

— Насмотрелся я вчера на вас, Толик… На Жульенку огненную… На вас простых, голых, как на ладони. Я понял!.. Я все понял! Антихрист лезет на трон… И решился… Сколько можно трястись! Гены всю душу вытрясли!.. Хватит! Ты, Анатолий, сегодня ночью, того… Спи… чутко. Понял?

— А что такое? — попытался уточнить Анатолий, совершенно не заряжаясь возбуждением телефонного собеседника. Ему сегодня, как никогда, хотелось спать. Он поглядывал на график работы истопников: сегодня вечером смена не Кима, а его «врага», что же он так беспокоится? Совсем, видно, ошалел от своей «заботы», заговариваться начал.

— Да нет, ничего, это я так, вообще… — вдруг уже почти спокойно ответил Ким, видно, пожалев о том, что побеспокоил человека, и, помолчав, добавил: — Все-таки ты… Мало ли чего…

Анатолий подошел к окну, глянул и отметил: полнолуние — нечисть из щелей полезла, маньяки петли мастерят, ножики точат, демоны ликуют. Усмехнулся.

Выпроводив последних работников, он принял ванну и, не в силах бороться со сном, не отучив уроки, уснул.

«Не спи!» — крикнул Ким, как резаный, уже не по телефону.

Откуда он верещит, не давая покоя? Придется встать. Анатолий вышел из кабинета и двинулся по длинному гулкому коридору. Идти пришлось долго, несколько раз он намеревался вниз, но, после поворота непременно оказывался перед ступеньками, ведущими вверх. Наверное, спросонья он заблудился в своей банной цитадели.

Наконец стало понятно, что его намерение посетить Кимову «преисподнюю», оказалось обманутым: он очутился в маленькой комнатке (куда-то подевались все двери), перед узкой дощатой лестницей, предлагавшей подняться на самый верх, к маленькому окошку в потолке, из которого на него смотрела полная луна и трубно выл ночной ветер. Ступням вдруг стало горячо — оказывается, он пришел сюда необутым, заплясал по полу, ища, куда бы ступить. Только на ступеньку лестницы — что и сделал. Постоял так некоторое время, как петух на насесте, с сомнением поглядывая вверх. И вдруг, испугавшись, что кто-то может заподозрить его в трусости, Анатолий быстро полез к луне и ветру и вскоре оказался на крыше (а Ким говорил: не пролезешь).

Здесь было не так, как он представлял. Нет, печная труба (почему-то бездымная), вентиляционные коробы — все это присутствовало.

Но, вдобавок ко всему логичному, на плоской кровле стояла странная конструкция: высоченная тренога из необструганных сосновых лесин, комлями вниз, со ссадинами на коре и сучьями у корон, с привязанным к рогатке над вершиной пирамиды большим черным колоколом, из-под шелома которого вниз падала толстая веревка, обтрепанным хвостом едва достававшая до земли и шевелящаяся на ветру.

Однако, уж рассвет. Какая красота и благодать вокруг!..

Анатолий счастливо засмеялся: ведь неспроста же он тут оказался. Только его здесь и не хватало!.. Нисколько не сомневаясь, он взялся обеими руками за веревку и стал раскачивать ее, тяжелую, вместе с билом — языком колокола.