Леонид Нетребо - Банище

— Хорошо, — согласился Анатолий, — из уважения к твоей самокритичности, если будет время. А нет ли у них там, к примеру… Библии?.. — и потупился, предположив, что сейчас Софист отпустит в его адрес какую-нибудь колкость.

Но он ошибся.

— Видел, видел… Такса на опиум для народа та же — бутылка… — изрек Софист учтиво-отстраненно, что для него было не характерно, он явно пытался скрыть удивление. И спросил после паузы, как бы уточняя незначительную деталь, но опять кося глазом: — А почему именно?.. Ты что, старик, верующий у нас, что ли?

Анатолий засмеялся:

— Да нет, я, как и ты, безбожник…

Софист выставил перед собой ладони, обороняясь от услышанного:

— Нет, коллега, я атеист. Мне так больше нравится. Объясню. Мое такое звание… ни к чему не обязывает. А в твоей характеристике — что-то греховное, будящее совесть. А нам это ни к чему. Нам нужен трезвый расчет, чтобы все по полочкам. Так что «безбожника» оставь себе, как представителю сельской интеллигенции, перерастающему в бюрократическую надстройку пролетариата. Здорово я тебя отшил? И все-таки… Почему Библия?..

Анатолий пожал плечами:

— Так. Первое, что пришло в голову. Отец, помню, что-то рассказывал, а книгу не мог найти… Тоже ведь вещь… Не программная…

Через несколько дней и Фрейд, в виде самопального брикета, и Библия в приличном жестком переплете стояли на их общей книжной полке. Анатолий и Софист иногда уделяли новым для их комнаты книгам минуты свободного времени. Впрочем, без особого энтузиазма.

Вскоре Софист и вовсе перестал обращаться к этим двум взаимоисключающим трудам. Библия изначально навевала на него скуку, а Фрейд, по признанию привередливого читателя, быстро добил его — универсальностью, а значит, узостью трактовки мотиваций любых человеческих поступков: «Во Фрейде мне тесно, старик… Но не это главное. Если я есть то, о чем он пишет, тогда мне стыдно за себя… Перед своей мамой, в частности, и даже перед папой, которого я никогда в жизни не видел. Но этот стыд иного рода, нежели тот, который, наверное, может явиться после слишком серьезного прочтения Библии». По его мнению, то, что Фрейд свои частные открытия, то есть связь некоторых психических явлений со скрытой сексуальностью, перенес практически на всю жизнь, это, конечно, пример шулерской софистики. «Но софистика — единственное, что у меня с Фрейдом общего. Словом, старик, я закрываю эту книгу и мою руки!..»

По основателю психоанализа у Анатолия мнение сошлось с выкладками его вечного оппонента. А Библию — пробежав глазами текст и поняв, что больше его, как читателя, задевает не дух, но сюжеты библейских историй, что, конечно же, интересно, но ненормально, — он отложил до иных времен… А что такие времена наступят, Анатолий, памятуя о рассуждениях отца и матери, не сомневался: только горькие потери и чудесные находки — неизбежные плоды любой жизни — могут поколебать в нем атеистические устои, заложенные в безбожной школе. Тогда в сюжетах проявится вещий смысл и заживет дух. А жизнь только начинается…

Как и договаривались с директрисой, закончив кадровые формальности, Анатолий пришел на работу — вечером. Женский голос из кассового окошка окликнул его:

— Эй, студент, зайди!

Анатолий вспомнил анекдот, рассказанный накануне Софистом, и улыбнулся. Он зашел в указанную дверь и оказался в тесной комнатке.

— Я Зоя, — отрекомендовалась та, которую Анатолий приготовился увидеть «бабулькой», кивая новобранцу на диванчик и при этом отрывая билет и протягивая его в окошко.

Она успевала живо разбираться с клиентами и разговаривать с новым бригадиром, бросая на него быстрые ироничные взгляды, окрашенные двойным блеском — черных глаз и влажных сочных губ. Анатолий угодил в роль ученика, отвечая на быстрые, почти шутливые, но при этом властные вопросы: как зовут, откуда, какой курс, надолго ли?.. И совсем неофициально: подруга есть? Ну и правильно, куда спешить!..

Анатолий порывался идти «на работу» — Зоя успокоила:

— Не спеши, ты уже работаешь. Сейчас кассу закрою и проведу тебе производственную экскурсию, как, уходя домой, завещала Жульен Ибрагимовна… — и, уже в амбразуру, мягко, но властно: — Все, все, товарищи, касса на сегодня закрывается. Приходите завтра!

— Не желаете ли спинку помыть? — уже в коридоре спросил у Анатолия какой-то полный мужчина с круглым лицом, пока Зоя возилась с замком.

— Идите, гражданин, своей дорогой, в свои номера! — вдруг выкрикнула кассирша почти грубо, нахмурив брови, и, неожиданно ткнув указательным пальцем в грудь Анатолия, отчетливо и многозначительно произнесла: — Он не вам, а мне будет спинку тереть, ясно? Мы уже договорились!