Леонид Нетребо - Банище

Анатолий вернулся домой в отсутствие Софиста. Скинул «парадную» форму и, перед тем как облачиться в домашнее, раздетым задержался у зеркала. Представил свою фигуру, сложенную из маленьких, мозаичных, разноцветных кирпичиков, — ему стало смешно. А потом грустно. Он опять увидел в зеркале обыкновенного, «распространенного», ничем не выдающегося, среднего, даже серого, без какого бы то ни было разноцветия, человека. Средний рост. В фигуре — недеревенская хрупкость. Русые невьющиеся волосы. Неопределенного цвета глаза. В общем, серость и грусть!.. Так себе «йкирпичики»!

— Значит, старик, банщиком теперь будешь? — вечером, вальяжно развалясь на общежитской кровати, заметил Софист с добродушным ехидством. — Это хорошо: наконец у меня в помывочном сервисе блат появился, своя рука теперь в бане. Может, когда-нибудь помоюсь бесплатно. Хотя мне и нашего душа хватает… Ты знаешь, а я ведь тоже не останавливаюсь в поисках смысла жизни, ее, так сказать, соли, золотой жилы. Решил вот, после сомнений, в «Спортлото» поигрывать все же. Причем — не с бухты-барахты билеты заполнять, как ты это однажды сделал, подтвердив истину, что дуракам везет. А по системе. Сам разработал. Уверен, что на этом можно сделать состояние. Не метя улицы, как утренний придурок. Не сторожа, как бобик, детские сады. Не омывая в бане трудовой народ, как… Словом, не делая того, чем занимается плебс.

Он сказал: «плэбс» или даже «плабс» — имитируя английское, наверное, произношение.

На осторожный вопрос Анатолия, в чем суть системы, Софист ответил, напустив на себя значительный и вместе с тем таинственный вид — лицо вытянулось, нос еще больше вздернулся, «лукавый» левый глаз засверкал и закосил:

— Извини, старик, мы с тобой уже не компаньоны. Ты — трудовая интеллигенция, так сказать, бригадир мыла и мочалки, а я — неисправимый романтик, невольник и одновременно аристократ удачи. Кстати, известно ли тебе, что в восемнадцатом веке слово бригадир обозначало совсем не то, что сейчас. Ты не поверишь, но это был высокий армейский чин — между полковником и генерал-майором. А кто сейчас бригадир в терминологии подчиненного тебе плебса? «Бугор»? Очень остроумно! Уместно, думаю, рассказать анекдот, так сказать, по роду твоей будущей деятельности. Слушай, авось пригодится. Приходит, значит, интеллигент, типа тебя, в баню и просит кассиршу: «Мне, будьте великодушны, билет на одну персону». Кассирша, бабуся такая, простая, шепелявит ему: «Сегодня ведь, милок, мужской день, а персоны мыться завтра будут». Интеллигент уточняет: «Билет, пожалуйста, на сегодня, причем на одно мужское лицо…» У бабульки глаза на лоб: «А ты что, сынок, мягкое место мыть не будешь?..» Это к тому, товарищ бригадир-бугор, — закончил Софист глубокомысленно, — что у всякой медали две стороны. Или даже больше… Впрочем, это уже говорит о том, что медаль, которая на первый взгляд плоская, на самом деле многогранная… Представь пирамиду, параллелепипед или какую-нибудь тетраэдру… На заколке или на цепочке… Которая посверкивает разными гранями и цветами… Но, с другой стороны, все очень просто, а пестрота и кажущаяся сложность имеют, как правило, примитивную основу…

Поняв, что запутывается в метафизических образах, как муха в паутине, Софист замолчал. И, подумав, чем замять финальный пассаж в целом содержательной речи, вынул из-под подушки потрепанный брикет, похожий на пояснительную записку к дипломной работе, — сшитую в журнал добрую сотню листов типового писчего формата. Надпись на первом листе (шариковой ручкой, с буквицей и вензелями) гласила: «Фрейд».

— Что это? — небрежно спросил Анатолий.

— Это Фрейд. Копия с русскоязычного западного журнала, контрабанда, можно сказать. Был такой философ, медик, психолог…

— Что-то я не слышал…

— Еще бы! Откуда! Это фигура не программная… Ребята из лаборатории множительной техники подарили. За бутылку. У них там этого антицензурного добра — тьма. В принципе, ребят тех, как они сами говорят, по прежним временам давно бы сажать пора. Но наступает другая эпоха: сейчас то, что они раньше тайком копировали, печатают в наших журналах. Даже книгами издают. Впрочем, ротапринт пока еще в цене, — он кивнул на сшивку: — Почитай, если будет время. Глядишь, потом поспорим, на ночь глядя, обсуждая этого… психоанализатора. Между прочим, в тридцатых годах в Берлине нацисты сжигали его книги на кострах. Это уже о чем-то говорит. Если ты против фашизма — читай! — Софист помолчал и добавил: — Прости за примитивный софизм.