Игорь Ефимов - Архивы Страшного суда

Сильвана закончила расставлять стаканы и бутылки на низком столике у дивана, еще раз вернулась к бару, принесла лед и орешки. Умберто подкатил кресло с Джиной, что-то тихо спросил по-итальянски, принялся смешивать коктейль. Вся стена гостиной с этой стороны была почти целиком закрыта старинным гобеленом. Пышная кавалькада всадников не спеша ехала к воротам замка, и тигры, олени, вепри, носороги, медведи с злобной завистью глядели им вслед из придорожных кустов.

— Лейда, прошу вас, вон туда — на диван. Чтобы мы могли вас видеть. Нужно поговорить о делах до прихода остальных. Я налью вам того же, что и Джине, — идет? Итак, прежде всего: реферат ваш был послан на отзыв двум специалистам по гематологии, не знающим друг друга. Они прочли его, и оба единодушно заявили — один покороче, другой подлиннее, с доказательствами и обоснованиями, — что идея, в нем изложенная… — Умберто с мечтательной улыбкой завел глаза к потолку, помедлил и закончил с интонацией еле сдерживаемого торжества: — Абсолютно антинаучный бред, мистика и чушь.

Джина с тревогой потянула его за рукав, но он отмахнулся, пососал дольку лимона, насаженную на край стакана, снова закрыл глаза.

— Лейда должна знать — и чем раньше, тем лучше. Пусть у нее не будет иллюзий, что ее работу всюду встретили бы с распростертыми объятиями. Чтобы она не сказала год спустя: «Ах, они меня заманили, сбили с толку, а так я без труда могла бы получить кафедру в любом университете». У нас ведь уже бывали подобные ситуации — помнишь?

— У меня нет никаких иллюзий, но все же… Я не понимаю, какой отзыв можно написать на реферат, если там не описана проделанная работа? В лучшем случае они могли бы заявить, что это не перспективно, не достаточно продумано, не внушает доверия, нуждается в проверке.

— Хорошо, не будем больше про этих ученых педантов. Успешная научная карьера начинается с ампутации фантазии — это мы знаем. Джина, не поджимай губы, к тебе это не относится. Мы оба еще сохранили какие-то крохи воображения. Поэтому и даем Лейде попробовать. Лаборатория, оборудование, сотрудники — все это у вас будет. Но не сразу. Несколько месяцев спустя. Уже после того, как мы переберемся… Ну что, сказать ей?

— Какой смысл тянуть?

— Переберемся в Америку. Да, Лейда, мы решили, что для нового проекта, задуманного нами, Европа тесновата. Настоящий размах, настоящий успех возможен только там. Я прожил в Нью-Йорке десять лет. Этот город похож на гигантское колесо рулетки. И тысячи шариков скачут, стукаются, подлетают — только успевай делать ставки. Но мы — мы приедем с собственным большим-большим шаром.

— Умберто…

— Хорошо-хорошо. Никто не считает невылупившихся цыплят, никто не делит шкуру неубитого медведя. Но мы ведь договаривались? Ты сказала, что дашь мне попробовать и не будешь смотреть умоляющими глазами каждое утро.

— Ты знаешь, из-за чего я согласилась переезжать.

— Дорогая моя, в Нью-Йорке бандитов и стрельбы ничуть не меньше, чем здесь.

— Но они там по крайней мере безыдейные. А кроме того, ты же говорил, что мы поселимся не в большом городе.

— Все так, все верно… Но хватит об этом. После. Лейда, из всей фантастической околесицы, которой вы наполнили свой реферат, меня больше всего разволновал последний пункт. Неужели это правда? Вам действительно удалось «уговорить» кровь храниться дольше обычного?

— Чарльз позвонил мне в Вену и сказал, что чемодан благополучно прибыл. Когда я получу его, мы сможем вместе просмотреть результаты опытов.

— Но на сколько дольше? Примерно?

— Примерно в два-три раза. Правда, это все делалось для температур -20 °C. У меня не было аппаратуры для сверхглубокого замораживания — до -196 °C. Существует предположение, что при этой температуре, при помощи всяких дополнительных составов, кровь можно сохранять очень долго.

— А заговоренную еще дольше?

— Возможно.

— Но почему — предположение? Разве никто еще не проводил опыты?

— Проводили, но очень мало. Нет практической необходимости хранить так долго. Для нужд переливания вполне хватает тех двух-трех недель, которые можно обеспечить питательными растворами.

— И все же: сколько лет — максимально — медики могут сохранять сейчас жизнеспособную кровь?

— Последнее, что мне доводилось читать, — около пяти лет. При температуре -196 °C, в специальных растворах. Но, во-первых, это стоит безумно дорого. А во-вторых, вы не можете гарантировать ее качества. Лабораторные тесты показывают, что около девяносто процентов кровяных телец выживает. Но как они поведут себя внутри кровеносной системы? Чтобы ответить на это, нужно ставить опыты на живых людях. И не один раз. Кто же пойдет на такой риск, когда нет насущной необходимости?