Игорь Губерман - Путеводитель по стране сионских мудрецов

— Как тебе не стыдно, Наташа! Мой клиент словил ритм, и я бы очень быстро освободилась, а ты сменила кассету, и я из-за тебя пробултыхалась больше часа!

Свято веря в целительную силу просвещения, старожилы изо всех сил пытались перевоспитать новоселов, и все это под Бетховена, под Бетховена, под Бетховена и под гифилте фиш… Ну кто такое может вытерпеть? Вы бы вытерпели? Вот так, можно сказать, из-за культурных всяческих различий и проистекло взаимное непонимание двух больших групп: старожилов, по большей части ашкеназов (европейских евреев), с сефардами, то бишь восточными евреями, людьми традиционными, патриархальными, религиозными.

Результатом психологического, экономического и культурного кризиса новых жителей было падение в люмпены достаточно большой группы нового населения, резкий скачок преступности, а главное — росло взаимное непонимание, отторжение и обиды — все, что происходит с каждой волной новых эмигрантов, сегодня — с эфиопскими евреями, вчера — с русскими. Слабых это ломает, а те, кто посильнее и пообразованнее, выживают, хоть не без потерь — естественна цена, которую вынужден платить человек за одно из самых важных и ответственных решений своей жизни.

В общем, столько дров было наломано и столько претензий накопилось с обеих сторон, что в семидесятые годы это вылилось в открытую конфронтацию евреев восточных и европейских. Сегодня этот конфликт почти что снят с повестки дня. В большой степени выровнялось экономическое положение сефардских и ашке-назских евреев. Благодаря интеграции выровнялся (увы, за счет понижения) и образовательный статус. Все больше так называемых смешанных браков.

*

*

И тем не менее давние обиды (действительные и мнимые) легко не забываются. При любой конфликтной ситуации, старый демон межэтнического напряжения с легкостью выпархивает из бутылки. Тем более что помимо обычного человеческого хамства, глупости, снобизма и расизма есть силы, заинтересованные в продолжении этого конфликта, ибо он является основой их собственного существования.

В первую очередь это так называемые секторальные партии — такие, как религиозная сефардская партия ШАС, культивирующая невежество и обособленность своей паствы. Это и практически сошедшие со сцены, но бурлившие на волне большой эмиграции русские партии, и, наконец, это постсионисты, радетели прав человека, ревнители демократии, ярые сторонники теории культурной мозаики. Именно эта теория пришла на смену теории плавильного котла, по которой входящий в страну Израиля еврей должен был отречься от своего галутного прошлого со всем его «чужим» культурным наследием, включая язык, поведенческие и культурные коды, и, очистившись от скверны прошлого в этом самом плавильном котле, явиться на свет свежим образчиком израильской культуры. Что такое израильская культура, толком никто не знал, но это никому не мешало.

В отличие от агрессивной, подавляющей теории плавильного котла теория культурной мозаики на первый взгляд является исключительно человечным и либеральным идеалом. И впрямь: зачем отказываться от своего уникального, родимого, привычного, любимого? Как говорил председатель Мао: «Пусть расцветают все цветы!» Действительно: пусть! Все культуры хороши и замечательны в равной степени, вот пусть и существуют себе мирно во взаимной любви и уважении. К сожалению, на практике (не только в Израиле — достаточно посмотреть на Европу) эта теория приводит к уходу в гетто различных групп населения, к отсталости, неспособности влиться в жизнь страны, а в результате — к этническому и культурному напряжению, чреватому насилием и разрушением общества.

Решительно отказываясь учить народы и давать советы, мы все же позволим себе два замечания по поводу означенной проблемы. Первое заключается в том, что если бы изолировать наиболее активных проповедников обеих теорий на какой-нибудь необитаемый остров и пустить дело на самотек, то, скорее всего, оно само собой как-нибудь устаканится ко всеобщему удовольствию.

Второе — не столько замечание, сколько наблюдение. Мы прибыли в страну Израиля в конце семидесятых, когда этнические страсти бушевали во всю силу. Будучи совсем свежими эмигрантами, мы находились за чертой бедности, и такая роскошь, как пита с фалафелем или стакан сока в киоске, решительно была нам не по зубам, тем паче что существовали предметы более первой необходимости — такие как водка и сигареты. Какую водку мы тогда пили, и говорить не станем: только заботой Провидения возможно объяснить, что до сих пор у нас нет цирроза печени и что она сама вообще еще есть. А сигареты мы курили под названием «Аскот» (их уже, слава богу, не существует), основным и единственным их достоинством была цена — ниже которой не было вообще ничего.