Майкл Каннингем - Избранные дни

— Уверена, что сможешь работать?

— Абсолютно уверена. Что-нибудь новое выяснилось?

— Эксперты говорят, мальчишке было тринадцать, может быть — четырнадцать. Он был маленьким для своего возраста. Похоже, психически здоровым, насколько пока можно судить.

— Как же все достало!

— А кого нет?

— Я не только про это. Я про все.

Пит кивнул — устало, настороженно. Кэт замялась. В отделе существовало неписаное правило: никто никогда не занимался умопостроениями, никто не пускался в философию. Никто не парился над тем обстоятельством, что в последнее время среди звонящих стало заметно больше детей до восемнадцати, явно неплохо образованных, или что за последние пять лет число реализованных угроз возросло с одного на тысячу до одного на шестьсот пятьдесят. Никто не сокрушался по поводу краха института семьи и цивилизации в целом, никого не заботило ни отравление атмосферы, ни зараженные радиацией продукты, ни лучи, которые посылают на Землю враждебно настроенные инопланетяне. Все это было сферой звонящих.

Кэт сказала:

— Извини. Я немного устала.

— Ничего удивительного.

Кэт выпрямилась в кресле.

— А что получилось узнать от жены и детей? — спросила она. — Хоть что-нибудь получилось?

— Жена в истерике. Дочка тоже. Сын только что приехал из Вермонта, рвется в бой, всеми силами хочет быть полезным, добраться до сути и так далее, но ни черта толкового сообщить не может. Отец был честным малым. Тренировал детскую бейсбольную команду, всегда вовремя платил по счетам. Знаешь, что я думаю? По-моему, этот парень привык жить в свое удовольствие.

— Что он делает в Вермонте?

— Специальный колледж для не проявляющих всю полноту собственных способностей — то есть что-то вроде заведения для ребятишек, употребляющих больше наркотиков, чем это принято.

— Интересно.

— Эту тему уже проверяем.

— Запись звонка уже в Вашингтоне? — спросила она.

— Отправляют.

— И они будут на связи?

— Никто не станет винить тебя за то, что ты пропустила такой слабый намек.

Я не должен был звонить. Господи!

— До тех пор, конечно, пока кому-нибудь не приспичит найти виноватого. И тут я, судя по всему, лучший кандидат.

— Не обязательно. И не время еще об этом беспокоиться.

— Спасибо.

— Я еще попозже подойду.

— Ты лучше всех.

Она принялась за работу. Утро выдалось непростым, и это никого не удивляло. Обычно на то, чтобы уяснить себе ситуацию, у звонящих уходят сутки. Только самые неуравновешенные тянутся к телефону сразу же после громкого происшествия. Большинство же средних умалишенных сначала переваривают новость, решают, каким именно образом случившееся имеет отношение к ним лично, и лишь тогда приходят к выводу, что об этом следует уведомить власти. Теперь-то и началась настоящая паника в стаде. За первые двадцать минут она приняла пять звонков, три были настолько неконкретными, что даже Эд не стал бы о них докладывать, — просто трое крикунов хотели, чтобы кто-нибудь узнал, что это еще пустяки, что худшее впереди, что грядет судный день. Четвертый был британцем, он утверждал, что подслушал разговор в подъезде своего дома и, насколько он понял, вчерашний взрыв был частью заговора, составленного одним из соседей с целью обанкротить малый бизнес в деловом районе города; с извинениями он отказался назвать имя этого соседа или свое собственное, поскольку опасался преследований, и выразил надежду, что в полиции знают, что по такому случаю предпринять. Пятый посчитал необходимым сообщить, что белые шовинисты подложили на место взрыва некую улику, призванную запятнать мусульманскую веру. Этот охотно назвал себя: Иисус Мохаммед, священник Церкви Света и Любви. Он выразил готовность оказать полиции любую помощь, какая только потребуется.

Кэт доложила о британце и Иисусе Мохаммеде, запустив тем самым механизм проверки их личностей и всей их подноготной, механизм, работа которого обойдется налогоплательщикам приблизительно в пятнадцать штук. Она подумала, знают ли эти люди, имеют ли они хоть малейшее представление, сколько денег и труда тратится на их звонки. Лучше, конечно, им этого не знать.

В промежутках она регистрировала звонки в журнале, записывала свои комментарии и проверяла почту, в которой не было ничего примечательного: полдюжины писем с угрозами и одно с магическим проклятием, отчасти написанным от руки, отчасти напечатанным на компьютере и, как выяснилось, еще и на печатной машинке. Письма, связанные со взрывом, пойдут только завтра. День входил в свою колею, начинал даже казаться заурядным. Все скоро прояснится, ведь так? Мальчишка окажется сексуальной игрушкой Дика Харта или обычным сумасшедшим (еще одним обычным сумасшедшим), одиноким и обозленным на весь мир чудаком, который успел пристраститься к компьютерным играм раньше, чем научился ходить. Все случившееся было — а как иначе? — просто очередным несчастьем в полном несчастий мире, несчастьем трагическим, но неизбежным. А жизнь тем временем продолжается.