Майкл Каннингем - Избранные дни

Кто-то следил за ней. Прямо сейчас. Она чувствовала это. Женщины вообще такие вещи чувствуют, этого требует код выживания. Она огляделась по сторонам. В этом районе было принято считать, что если женщина выходит на улицу одна, пусть даже при свете дня, она выставляет себя на потеху окружающим. В последнее время, она вынуждена была признать, это уже не вызывало у нее прежней ярости. Когда-нибудь же они перестанут ее доставать. В один прекрасный день издевательские стоны и свист, все эти Эй, красотка-шоколадка! должны прекратиться. То-то будет облегчение. Она превратится в чернокожую даму средних лет, неприметно занятую своими неприметными делами. Но ведь никуда не денешься: сегодня, этим утром, спустившись от любовника, который был моложе ее, и стоя на ступеньках подъезда, она чувствовала, как ее изучают взглядом, и с долей сердитого нетерпения пыталась понять, кто это делает, словно была принцессой, которая уже нашла своего принца, но по-прежнему терпит домогательства заколдованной лягушки. Эй, лягушка, со мной тебе ловить нечего, отправляйся квакать под окно к кому-нибудь другому. Ей это было не нужно, но в каком-то уголке сознания, какой-то темной и глупой извилиной она страшилась дня, когда лягушка бросит ее донимать и ускачет к другому предмету воздыханий.

Никого не было видно. Нет, улица никогда не пустовала. Просто на Кэт никто не смотрел. Торопились на работу трудоголики в деловых костюмах, кучка студентов шла на ранние занятия, с трудом ковылял старик, неся в обеих трясущихся руках по пакету с позвякивающими пустыми бутылками.

И все равно ощущение не обманывало. В данный момент кто-то пристально на нее смотрел.

Она спустилась на тротуар, направилась на запад. Надо с этим свыкнуться. Просто и у тебя по-своему разыгрались нервы, как и у всех сегодня с утра оттого, что ненависть снова доказала, как она умеет отыскать нас, где бы мы ни находились, и увлечь за собой в иное измерение.

У себя в отсеке она появилась за добрых полчаса до положенного времени. Эд Шорт был на месте, досиживал свою ночную смену.

— Привет, Эд, — сказала она.

— Доброе утро. Ты сегодня рано.

— Ага.

Эд допивал пятнадцатую, наверно, кружку кофе. Его влажные глаза блестели. Волосы цвета воробьиного пуха, уже начавшие редеть, торчали у него на голове с каким-то обреченным отчаянием — так вздымаются язычки пламени, перед тем как потухнуть навсегда. Эду было… сколько? тридцать два, тридцать три? Он был создан для этой работы: молодой и весьма недалекий, не обремененный воображением, незнакомый со скукой, одержимый желанием вычислить плохого парня и припереть его к стенке. Если бы мальчишка позвонил в его смену, он наверняка бы доложил об этом звонке. Он докладывал чуть ли не обо всех. Коллеги жаловались — доклады означали дополнительную работу и, естественно, стоили дополнительных денег. По своему занудству Эд был просто-таки призван занять место начальника отдела. Во всем мире, когда такие Эды оказываются правы, когда они подают правильный сигнал, а сигналы они подают практически непрерывно, никто не вспоминает, что они уже многие годы не дают жизни всем вокруг. Они — герои. Они — главное событие дня. Даже невозможно представить, сколько исторических деятелей, сколько выдающихся мужей (и жен, в их число время от времени попадали и женщины) были людьми вроде Эда, людьми, которых ничто не способно отвлечь от главного, чья вера незыблема, людьми, которые торчат у своих телефонов, в своих лабораториях или перед своими мольбертами до тех пор, пока наконец что-нибудь не произойдет — в то время как большая часть людей отвлекается порой на посторонние вещи, иной раз задумываясь, например, не перебраться ли на житье за город и не стоит ли заняться простым трудом, растить двоих детей и не мечтать о большем.

Что обитает в пустоте?

Как далеко достигает свет?

Вгрызлись ли уже зубья в дерево?

Кэт спросила:

— Что нового с места происшествия?

— На мальчишке была самодельная бомба из трубки со взрывчаткой. Никаких гвоздей или чего-нибудь, что могло бы разлететься вокруг. Расчет на то, чтобы уничтожить все в радиусе пяти-шести футов.

— О том, как смастерить такую штуку, запросто можно узнать в Интернете.

— Точно. Половина скальпа Дика Харта была обнаружена на подоконнике четвертого этажа. Кроме того, нашлись несколько фрагментов костей и еще один зуб.

— Может, тебе пойти домой прямо сейчас, — сказала она. — Я готова тебя сменить.