Алексей Швецов - Лохless. Повесть о настоящей жизни

Так и жизнь наша. Где-то кто-то когда-то подменил пару букв в словах и понятиях, и вот дружба превращается во взаимовыгодное сотрудничество, любовь — в расчет, совесть заменяется деньгами. И вообще, деньги — ум, честь и совесть нашей эпохи.

Сажусь на застеленную одеялом нижнюю полку/шконку напротив любительницы кроссвордов с ее желто-белыми волосами. Девушка начинает пулять в меня любопытные взгляды, отрываясь от кроссворда, в котором отгадано только два слова. Гопота за столиком тем временем закончила перекус и приступила к пиву. Разговаривают они нарочито громко, беспрерывно матерясь, проглатывая концы матерных слов, чтобы создать видимость «светской» беседы. Из коротких беспонтовых предложений, которыми они обмениваются, я узнаю, как их зовут. Одного — Слышь, второго — Короче. Других имен-кличек-погонял они не произносят. Я невольно прислушиваюсь.

– Слышь, — угрюмо говорит один гопник другому, отхлебнув из бутылки, — а клево, нах… мы этих лохов московских, нах… развели.

При этом произнесший фразу чел косится на меня, как будто я занял у него месяц назад сотку баксов и никак не могу отдать.

– Ага, нах… — неохотно подтверждает второй, делает хороший глоток пива и рыгает. — Короче, бля… если бы менты не вписались… это чмо, нах… в натуре без штанов бы отчалил.

– Реально, нах…

Дальше они делятся впечатлениями о «кидалове» московских лохов, из которого я заключаю, что ребят конкретно обули лохотронщики. Все шло самым чудным для чуваков из глубинки образом. Они уже «почти выиграли», но «подоспевший не вовремя» сотрудник милиции помешал «хитрожопым разводилам из Воронежа» кинуть чмырей из Москвы. Я еле сдерживаюсь от внутриутробного хохота и, чтобы не заржать самым циничным образом, пью ледяную воду, купленную на вокзале. Неврубные ребята реально тупят и никак не допрут, что «мент» — это вовсе не мент, а неотъемлемая часть марлезонского балета под названием «Нагреть приезжих лохов на бабосы».

Чтобы отвлечься и не слушать, что между собой перетерают эти лузеры, я открываю заранее приготовленную книгу. Это нашумевший бестселлер Сергея Шимонаева «The Сифиlies» (англ. lies — брехня). Начинаю читать. Чтиво, мягко говоря, не заводит. Не зажигает типа, и автор «не жжет». Я напрягаюсь и продолжаю читать. В тусняках я слыву культурным челом, поэтому, чтобы на вопрос знакомой телки «Читали ли вы роман Шимонаева?», не кривя душой, мог ответить: «Конечно, читал, крошка, три раза в подлиннике, на оригинальном языке автора!», — я вынужден слюнявить палец и мусолить страницы.

Роман посвящен известной многим не понаслышке болезни. Мысли автора вроде правильные. Есть такое заболевание. И профилактику венерически-гонорейных высыпаний проводить среди населения безусловно надо. Но как автору, несмотря на глубокое понимание клиники недуга и перманентное предохранение, удается заразиться самому — остается загадкой. Да и рассусоливание его на протяжении всей книги о том, как он заболел и не желает лечиться, несколько напрягает. Мое культурное просвещение прерывается толчком тронувшегося наконец поезда, чему предшествовало объявление по составу в адрес провожающих, которых вежливо просят освободить от своего присутствия вагоны.

Итак, мы тронулись! Вскоре после этого появляется проводница и собирает билеты. Я откладываю книгу и перемещаю центр внимания на кроссворд в руках блондинки с желтыми волосами. Чувиха отгадала уже три слова и, мучительно ковыряясь в мозгах, ищет подходящее по буквам, а не по смыслу следующее значение. Кроссворд пропечатан большими буквами для слепых домохозяек, поэтому я могу воочию видеть мучительные переживания блондинки. На вопрос об известном российском психиатре женщина вписывает Куценко вместо Кащенко, благо первая и последняя буквы совпадают. Я мысленно киваю головой, хлопаю в ладоши и ухмыляюсь ее проницательности и эрудиции. С таким багажом знаний не кроссворды, а загадки детские разгадывать надо. Типа загадки про зубную щетку: «Волосатая головка за щеку заходит ловко».

Я достаю сигареты и сливаюсь в тамбур. В тамбуре сильно накурено и наплевано. Нахожу свободный от плевков островок и осторожно закуриваю. В одиночестве мне побыть не удается. Едва я раскуриваю сигарету, как в тамбур приползают два укуренных чувака. Первый в майке и джинсах, зато второй — в кроссовках и очках. Ребята, судя по всему, уже хорошо приняли. Разговоры идут за политику-экономику. Из карусели кружащихся вокруг обсуждения правительства фраз я вычленяю главное: «Совсем охуели!» и «Мудаки они все!»