Алексей Швецов - Лохless. Повесть о настоящей жизни

Чтобы как-то разнообразить вечер, я закуриваю сигарету за сигаретой. Но вскоре меня начинает тошнить от курева и всего этого офигительного лажизма. Делаю последнюю затяжку и бросаю окурок. Я смотрю на летящий в угол бычок и плевок, пущенный вслед за ним, и вместе с ними в голове моей пролетают строчки Колюхи Гоголя: «Русь, куда ж несешься ты?» Был бы Колян сейчас здесь в тамбуре, уж я бы ему дал точный ответ. А несется она в бесперспективняк, в самую его заплеванную гущу/эпицентр.

Возвращаться в купе нет никакого желания, и я прохожу в вагон-ресторан. Виски в продаже нет, что и следовало ожидать. Я беру сто граммов самого дорогого коньяка. Коньяк оказывается туфтовым, пахнущим клопами напитком. Я продавливаю его внутрь себя и, расплатившись, гребу назад. Тамбур моего вагона оказывается пустым, но я уже не хочу курить и прохожу в туалет. В туалете густо наблевано. Интересно, кто наблевал: москвичи или воронежцы? Вероятнее всего, и те и другие. Один культурный слой лег на другой, растворив, таким образом, споры о неравенстве столичных жителей с обитателями остальной России. Меня тошнит, но мне надо. У меня с собой есть разнюхаться. Я раскатываю на стеклянную полочку (молодцы вагоностроители, что предусмотрели!) и хочу убрать стафф. Полочки в сортирах предусмотрены, а вот при качке в последнем вагоне сделать это совсем непросто. Я с трудом нацеливаюсь, приближаю нюхалку к свернутой купюре и долго ловлю ноздрей все что угодно, но только не кайф. В дверь туалета начали стучать. Видимо, я очень долго тут нахожусь.

– Веревку, что ли, проглотил? — кричат из-за двери, перемежая эти тупые вопросы матом и стуком в дверь.

– Сейчас, сейчас уже, — успокаиваю я рвущихся к унитазу пассажиров.

Наконец при торможении состава мне удается сделать то, что я задумал. Теперь я чувствую ясность в мыслях и умиротворение. Открываю дверь туалета и, шмыгая носом, прохожу мимо ломящихся. Их взгляд выражает презрение, мой — гордость. «Страшно далеки они от народа», — вспоминается фраза. В такие минуты особо остро ощущаешь свою удаленность от народных масс. Понимаешь всю никчемность своих трудов и усилий. Бескультурье! Бескультурье и мракобесие! «На то он и Воронеж! — думаю я. — Столица — другое дело!» Москва — центр общественной и культурной жизни!

Ехал я как-то в метро и видел одного чела. Он мирно и аристократично лакал пиво из баночки. Выпил все. Потом смял банку, бросил под ноги и вышел. Культурный человек. Понимаете, смял! Не просто швырнул, а именно смял, это чтобы по вагону не каталась. Культуре учиться надо! Сморкаться надо так, чтобы на стекло не попало! Писать в лифте можно, но так, что бы в дырочку все уходило, а не стояло лужей! Курить у форточки надо так, чтобы некурящие не задыхались. Ветры пускать надо в сторону, чтобы не всем воняло. И вообще надо по-человечески относиться к окружающим, а не по-свински! Тогда только общество перестанет болеть СифиИеБом.

Я возвращаюсь в свое купе в подавленном настроении. А между тем здесь царит веселье и ощущение кратковременного счастья. Ребята/гопники, подогретые пивом, решили продолжить праздник жизни и желудка. На столе стоят бутылка водки и пара граненых стаканов в подстаканниках. Пьяный треп этих придурков с уровнем интеллекта ниже табуретки все продолжается. Разговор строится на том, что они «конкретные и крутые пацаны», а в Москве живут одни жлобы.

– Слыш, брателло, — это уже ко мне, — а ты из Москвы?

Я смотрю в налитые кровью и пиво-водочными напитками глаза, и мне становится не смешно.

– Не, я в Воронеж, — правдиво отвечаю я.

Видимо, мой ответ полностью их устраивает. Парни так обрадовались, словно я сообщил им, что прилетел с далекой альфа Центавра с целью перетереть с ними возможность нанесения совместного удара по зажравшимся московским жлобам. Лед растаял. Они наперебой принялись предлагать мне выпить с ними. Я отвечаю, что типа мне нельзя, потому что я типа подшит.

– Слышь, а про москвичей я правильно говорю? В натуре, нах.

– Ты правильно х-говоришь, — подтверждаю я, стараясь подражать их манере произносить «гэ».

Атмосфера теплеет еще больше, так что растаявший лед отношений, превратившийся в воду, начинает испаряться.

– Меня Диман зовут, давай выпьем, бля! — не на шутку привязался тот из однояйцовых близнецов, что сидел ближе ко мне.

– Да мне по херу, как тебя зовут, я все равно не запомню, — пытаюсь я урезонить Димана. — Сказал, что не буду пить, — значит, не буду!