Кристина Ривуар - Раннее утро. Его звали Бой

— Почему ты так говоришь?

— Потому что это правда. Плевать мне на войну, раз ты со мной!

Он снова вздохнул: Нина, ты просто чудо. Это последняя картина счастья в моей памяти. С этого момента все портится и рушится, сияющий день идет пятнами, мы вернулись домой и увидели полуголых немецких солдат на лужайке рядом с магнолиями. Вопя и визжа, они обливались из шланга на фоне знойных сумерек и тем самым изгадили мое самое прекрасное воспоминание: маленький мальчик с кожей цвета карамели и девчушка в трусах поливают друг друга, а между ними восходит страсть, словно солнце. Вместо того чтобы безразлично пройти стороной, я задержалась, рассматривая белесые тела солдат, волосатую кожу под струей, слушая «уф!», «брр!» и прочие воинственные крики, которые обычно не достигали моего слуха, — короче, предаваясь дурным предчувствиям. Через несколько часов в окно веранды постучал Венсан Бушар.

— Хелло! — сказал он с бордоским акцентом.

На нем были белые полотняные брюки и рубашка того же цвета; на плечи наброшен свитер из толстой снежной шерсти с небрежно завязанными рукавами, даже сандалии у него были белые. Должно быть, он переоделся перед тем, как явиться к нам. Напротив двери сверкал хромом прислоненный к дереву гоночный велосипед с загнутым рулем и высоким седлом; к багажнику был крест-накрест привязан заплечный мешок. Белоснежный, спортивный, жутко англичанистый, Венсан был похож не на велосипедиста, а скорее на теннисиста. Я так и видела его длинными воздушными скачками подлетающим к сетке и пожимающим руку сопернику, смущенному его элегантностью.

— Чего явился? — спросил Жан.

Венсан указал театральным жестом на прямоугольник ночи и хромированный скелет. Его рука описала полукруг и упала на плечо Жана.

— Пришел поговорить о делах, — весело ответил он.

— О делах? — хором повторили бабуля и тетя Ева.

— О делах? Серьезно? — сказал Жан.

Я хорошо помнила Венсана Бушара. Жан познакомился с ним в коллеже Тиволи в Бордо, они вместе сдавали экзамены на степень бакалавра, родители Бушара жили в Паве-де-Шартрон. Помимо поместья в Жере у них была вилла в Аркашоне, на берегу залива. Венсан дважды приезжал в Нару, я подсмеивалась над ним: это был коренастый подросток с иссиня-черными волосами, цыганским цветом лица, но какими глазами! Они были одновременно неподвижными и горящими, обсаженными жесткими ресницами, и на свету походили на ржавые пятна, а в тени — на лужицы грязи. Под ними — короткий нос, словно без хряща, и внушительный рот: пухлые, бледные, но очерченные красным, оттенка сырого мяса губы. Я сказала: он ужасен, он похож на собаку. Бабуля сухо заметила, что мне с моей внешностью лучше помолчать. Теперь песик подрос, похудел, стал выше Жана на полголовы и в своем белом костюме, пришлось мне признать, выглядел довольно элегантно, несмотря на свою диковатую улыбку.

Позавчера он выехал из Роза на велосипеде.

— Бедный молодой человек, вы, наверное, умираете с голоду, — сказала бабуля. — Хотите яйцо? А бараньего рагу?

— Оно из овцы, — поправила тетя Ева, — но могу поклясться, это баранина.

— Вы наверняка хотите пить. Налить вам вина?

— Белый «Тюрсан»? Нам один родственник присылает его в обмен на кукурузу.

— На кукурузу столько всего можно выменять!

— Может быть, вы предпочитаете кофе? Вот, попробуйте, мы его сами делаем: это смесь ржи и жареных каштанов.

— Ты забыла про зерна люпина. Люпин как раз ближе всего к кофе.

— А сорго?

— Ах да, еще сорго.

Они были словно две наседки. Кудахтали, хлопотали. А мнимый теннисист предоставил себя их заботам. Устроившись во временной столовой, под портретами Наполеона и его генералов, он проглотил яйцо, овцу в виде рагу, «Тюрсан», а заодно и кофе с люпином, чего стесняться. Бабуля подкладывала ему на тарелку, подливала в бокал, нарезала для него ломтями желтый хлеб. Ее золотые цепочки плясали, лорнет словно летал. Юноша отвечал ей с набитым ртом:

— Ваш люпин совсем не плох. А вот я знаю, кофе еще делают на шиповнике.

— Можно попробовать.

— А майонез из муки конского каштана вы пробовали?

— А салат из чертополоха?

— А ростки папоротника?

— А тыквенный сахар?

— Мы используем виноградный сахар, — сказала бабуля с оттенком униженности в голосе.

— А мыло? Вы умеете делать мыло?

— Немного, — ответила тетя Ева, сияя.

— А клей из чеснока? — не унимался Венсан Бушар.

— Это надо додуматься: клей из чеснока!

— А клеить-то что? Немцев к стенке? Чтобы вели себя хорошо, были паиньками?