Алексей Швецов - Как я съел асфальт

То, что Саша написал, он потом радостно перечитал, наверное, сотню раз, и всякий раз душа его торжественно звенела в унисон мыслям и думам.

А еще, после того как Саша написал хоть и небольшое по размеру, но такое емкое по содержанию свое, настоящее произведение, он стал чувствовать себя несколько иначе. У него появилось новое видение. Он стал задумываться о других поэтах, и у Саши появились даже претензии к ним, к их стилю. Уже и Пушкин казался ему не великим русским поэтом, а дворовым хулиганом, писавшим на заборе от скуки.

А желание сесть за стихосложение возникло у Саши спонтанно и неожиданно. Окно его кабинета выходило на широкую оживленную улицу. Саша курил. Курил и выпускал дым в окно. И вот напротив своего окна в один зябкий осенний день он увидел нищенку. Но это не была старая бабка в задрипанном пальто. Женщина, которая избрала местом своей деятельности улицу напротив офиса Саши, не была старой. Точнее, нельзя сказать, что она была молода, но назвать ее бабкой у Саши не поднималась рука, вернее, язык. Скорее всего, она была самой настоящей бальзаковской женщиной и в свои тридцать лет выглядела как ровесница Бальзака, родившегося в 1799 году. Одета она была не очень. Видавший виды ватник, драные мужские трико и изъеденный молью платок.

Все это, конечно, не вдохновляло Сашу на высокую поэзию. Но что-то в ее глазах сильно его поразило. И это не синяк, лиловый фингал, украшавший почти всю левую щеку женщины. Это было нечто другое. Какая-то неудовлетворенность и безграничная тревога заставили Сашу пристальнее вглядеться в женщину. Такую тревогу он видел в детстве в далеком Ейске. Эта жуткая тревога была в глазах отца, когда Саша с матерью решили вернуться от бабушки пораньше, а папа был не один. Вот тогда Саша отчетливо понял, что такое тревога.

Вглядываясь в женщину, Саша одновременно прислушивался и к своему сердцу.

А потом он захотел написать поэму о судьбе этой нищенки. Ему захотелось написать настоящие, зрелые стихи. И вот когда ему никто не мешал, Саша сел за компьютер.

Первая строчка, точнее, даже, первое слово никак не удавалось. Выходило как-то коряво и неотчетливо. Не так, как надо, как хотелось. А потом он почувствовал приток энергии. Почувствовал так много мыслей, которые думал в своей голове, что едва успевал стучать пальцами по клавиатуре. От этого Саше стало легко и свободно. Легко и свободно он писал и радовался этой легкости и свободе. Радовался, как ребенок новой игрушке, как запойный пьяница утренней бутылке пива. Мысли, которые Саша думал так много времени, воплотились в следующий текст:

Вместо водолаза в голову ему почему-то приходила какая-то другая, глупая рифма, совсем некрасивая, но Саша не решался ее написать, хотя она и подходила по смыслу. «Ну что ж, водолаз – тоже неплохо, ведь водолаз может стоять», – успокаивал себя Саша, когда в десятый раз перечитывал написанные строки. А потом закончил поэму одним махом:

Правда, балалайки в ее руках Саша не замечал, точнее, ни разу не видел. Скорее всего, у нищенки не было вообще никакой балалайки, как не было и особняка у Саши. Но своей поэмой он остался очень доволен, да и особняк с балалайкой очень метафорично отражали те мысли, которые он обдумывал так много дней.

А еще Саша с удивлением обнаружил, что, дописав поэму, он совершенно потерял всякий интерес к женщине в ватнике.

Когда Саша закончил с поэмой, он взглянул на часы. Удивился, что за работой потратил так много времени. И что еще больше поразило его, так это то, что время, потраченное на поэму, прошло совершенно незаметно. А еще Саша не считал время, потраченное на поэму, потраченным временем. Точнее, он не считал, что потратил время впустую. Он перечитывал и перечитывал поэму вновь и вновь. Читал и ничего не исправлял. Поэма казалась совершенной. И Саша радовался этому, отчетливо радовался. Он упивался собственным талантом и хорошим слогом.