Алексей Швецов - Как я съел асфальт

– Я познакомлю тебя с человеком, который может воплотить в жизнь все твои надежды и чаяния.

И Паша позвал его на выставку одного художника.

Когда Саша пришел на выставку, он сильно удивился. Даже очень удивился. Он отчетливо понял, точно осознал, природу этого удивления. Оказалось, что Саша знал этого художника, на чью выставку он сейчас попал. Еще в детстве, в ейском детстве, Саша учился в художественной школе. Вместе с ним учился и один мальчик. И вот на выставку этого мальчика, точнее, уже не мальчика, а, наверное, мужчины пришел Саша. Он без особого интереса побродил по залам. С некоторой завистью посмотрел на работы своего земляка. Отметил, что тот мальчик вырос из своих детских работ. Теперь его работы были куда взрослее. Если в художественном училище они рисовали пейзажи и натюрморты, то теперь повзрослевший мальчик писал только обнаженных женщин, сидевших или стоявших в самых откровенных позах. Посетители-мужчины подолгу останавливались у каждого полотна, восхищенно цокая языками, и неизменно хвалили мастерство художника, сумевшего так точно отобразить самую суть, поймать ту самую изюминку. Женщины же фыркали и тащили своих мужей от полотен с красотками.

Саша не понимал такое искусство. Не понимал и не хотел понимать. А еще точнее, не воспринимал. «Зачем? Зачем, – спрашивал он, – рисовать машину, когда и так понятно, что это машина?» Работа художника должна вдохновлять на раздумье. Мозг в голове должен вскипать от напряжения. От напряжения, вызванного попытками вникнуть в замысел художника.

Саша видел своего земляка. Видел издали, с радостной улыбкой раздававшего автографы и отвечавшего на вопросы журналистов. Но Саша не подходил к нему. Не хотел подходить.

– Ну, как тебе? Понравилось? – восхищенно спросил стоявший поблизости Паша, неотрывно разглядывал картину с группой обнаженных укладчиц асфальта.

Вместо ответа Саша махнул рукой и скривил нос.

– Мазня! – добавил он после своей пантомимы. – В работах явно не хватает жизни, экспрессии, ракурса…

– Да ты с ума сошел?! – взмолился Паша. – Посмотри, какой ракурс!

Паша за рукав подтащил друга к полотну, на котором пышнотелая дама, сильно нагнувшись, стирала в тазике белье.

– Это ли не ракурс?! Посмотри, как все точно и четко подмечено! Тут тебе и ракурс, и жизнь, и экспрессия.

Пашины восторженные отзывы были прерваны появлением Антоши.

– Ну, как вам выставка? – поинтересовался Антоша у Паши.

Паша представил мужчин друг другу и затем высказался. Высказался о работах Сашиного земляка в тех же восторженных фразах, что и до прихода Антоши.

– А мне кажется, что художник одержим одной идеей. Четко прослеживается его неудовлетворенность и озабоченность.

Антоша сразу же завоевал сердце Саши, в том смысле что он ему понравился. Мало того что он умел хорошо одеваться и одевался, сразу было видно, что это человек далеко не глупый, если его мнение совпадало с Сашиным.

Как и сказал Паша, Антоша был связан с литературой. Он был главным редактором известного литературного журнала.

– Друзья, пойдемте-ка отсюда, – предложил Антоша и заговорщицки подмигнул Саше и Паше. – Я здесь неподалеку знаю одно местечко… один очень даже приличный клуб.

Предложению Антоши почему-то больше всех обрадовался Паша. Хотя Паша не пил. Сейчас не пил. Точнее, в настоящий период. А еще Паша радовался тому, что он не напивается ни от радости, ни от горя. А напиться он мог. Пьяный он был очень буйный. Но он об этом знал, то есть о своем буйстве. Знал и старался сдерживаться.

Тогда Саша вспомнил период, когда Паша пил. А пил он крепко и даже сильно мог напиться. Друзья долго обсуждали, как помочь другу. Всякие кодировки Паше не помогали. Точнее, помогали, но только ровно на тот период, когда он находился непосредственно у врача. А как только Паша покидал стены лечебницы, кодировка прекращала оказывать на него сколько-нибудь заметное влияние и Паша напивался. Разговоры и душеспасительные беседы тоже не очень-то помогали. Паша кивал головой, с умным видом ругал себя последними словами. «Какая же я свинья!» – вопил он, колотя свою голову кулаками, когда ему рассказывали о вчерашней выходке в пьяном виде. Но стоило ему только посмотреть в глаза «зеленому змию» через бутылочное стекло, как вся его самокритичность улетучивалась. «Да ладно вам, что я… алкаш, что ли?» – говорил он. А еще он говорил, что может бросить пить когда угодно. Но не бросал. Точнее, не мог бросить.