Игорь Дуэль - Тельняшка математика

– Ну и пусть! На машину не будет – мотоцикл куплю. Тоже транспорт. С ветерком даже лучше. Плюнь ты на эту бухгалтерию. Пошли к бабам…

Следующим вечером Герка был занят в машине, потом на стоянке оказалась еще одна «наколка» старпома, потом «не варила башка», потом… В общем, так ни разу дело и не дошло до контрольных. Когда я упрекал за это Герку, он с удивительной легкостью находил отговорки. Как-то просто сказал:

– А, не всем же быть инженерами! Я зато механик во какой! – и он выставил вверх большой палец.

Это была правда. Даже при каждодневных загулах Герка не забывал что-то подмазать в машине, где-то подтянуть гайки, где-то отпустить. Когда на вахту вставали капитан со стармехом, Халин валился спать, а Герка тут же исчезал в люке машинного отделения и не вылезал, пока не вызовут в рубку к реверсу.

– Но ведь ты зачем-то поступал в институт, зачем-то дотянул до третьего курса?

– А! – махнул рукой Герка. – Дотянул, оттянул. И так проживем. Весело надо жить – вот главное.

Между тем Геркин чемодан с каждым днем пустел. В каком-то сельце уже на Северной Двине я заметил, что он, уходя на берег, неловко прятал под рубаху тот самый толстый свитер, который я отдал ему в Угличе. Приключения их тоже приобретали все более острый характер. Поначалу Герка пьянел медленнее старпома и потому, как правило, выручал Халина из неприятностей. Но постепенно его организм проспиртовывался все сильнее. И к концу речного перегона они уже отключались синхронно. От этого пошли всякие добавочные эффекты: то оба они переночевали в канаве, то ввязались в драку и явились с изрядно попорченными физиономиями, то, возвращаясь на судно, свалились с пирса в воду и вряд ли бы выбрались, если б с флагмана их не заметили и не бросили два спасательных круга. Эта история получила огласку, и Халина вызвал к себе караванный капитан. Вернувшись, старпом пробурчал встревоженному Герке:

– Как в Китае. Сто сорок восьмое серьезное предупреждение. Грозит: если еще одна «коза» – рапорт по начальству и гон. Очень я испугался! Будто не знаю, сколько судов принято. У них сотни штурманов сейчас не хватает. Жди – выгонят до конца перегона.

На меня старпом смотрел волком. И чем больше я преуспевал в матросской работе, тем больше он зверел. Я его тоже ненавидел – особенно за Герку. И не скрывал своей ненависти, но выразить ее мог только взглядом или злой репликой. Старпом же старался найти иные способы. Сперва понемногу, а потом все въедливее он стал придираться ко мне. Методы у него были простые – те, которыми издавна пользовались армейские фельдфебели: здесь грязь, тут не убрано. Но со мной они не очень-то проходили. Тщательно выдраить палубу я считал для себя делом чести. Концы тоже были всегда аккуратно сложены. А внутренние помещения убирала радистка, за что получала, вдобавок к зарплате, полставки матроса. В общем, я быстро освоил все нехитрые свои обязанности. И придираться старпому становилось все трудней.

Тогда он весь пыл сосредоточил на гальюне. Халин был уверен, что приборку гальюна я воспринимаю как нечто унизительное, и тут-то он меня допечет. Но я дома, когда мать бывала занята, сам убирал квартиру, и выдраить унитаз было для меня столь же обычным делом, как и натереть пол. А на судне, кроме резиновых перчаток, квача и тряпок, в мое вооружение входил шланг, напор воды в котором был столь зверским, что расправиться с любой грязью ничего не стоило. Словом, наш мужской гальюн постоянно сиял.

Однако, видимо, в мозгу старпома никак не укладывалось, что с помощью гальюна нельзя унизить человека. Потому он заметил мне как-то, что на кафельном полу в гальюне в нескольких местах со времени постройки присохли шмоты масляной краски и цемента.

– Выдрай! – велел он. – Каждый сантиметр! Чтоб ни кусочка не осталось.

– Инструмента нет, – спокойно возразил я.

– Я тебе найду инструмент! – прошипел старпом. – А солярки Герка даст. Ты мне выдраишь палубу в гальюне!

Освободившись с вахты, он спать не пошел – облазил все судно и в конце концов отыскал где-то железку с острым краем – нечто вроде скребка. А Герка, немного смущаясь, вручил мне банку солярки.

– Такова матросская участь! – сказал он. – Швабра, кранцы, кнехты, трос – вот что должен знать матрос.

Если б забота о чистоте кафеля не имела умысла, я бы и этот приказ выполнил. Но намерения старпома были ясны. И я твердо решил, что краска и цемент так и останутся на гальюнной палубе. Дня три я просто не притрагивался к скребку и солярке. Обнаружив это, старпом потребовал отчета, почему не выполняется приказ. В самой мирной и непринужденной манере, даже с улыбочкой я сказал: