Виталий Владимиров - Челнок

Окончательно ее доконало, когда мужики в Бресте остались сторожить сумки с товаром, а она продралась сквозь очередь за билетами с криками и взаимной руганью к окошку кассы.

На поезд еле успевали, бежали через пути, сели в последний вагон и поезд тут же тронулся. Она доплелась до своего места, залезла на верхнюю полку и зарыдала.

Потому что не видела должного сочувствия и внимания от этих бугаев, годных только на то, чтобы баулы таскать.

Может быть, единственного настоящего мужчину Людмила все-таки встретила… и сама от него отказалась. Словно посылал ей Всевышний Единственного, а она не увидела знака… Еще когда молодая была, в советские годы…

…Жизнь тогда замедлилась, словно подтаяли ледники противостояния Людмилы с мужем и течение жизни плавно перетекло в теплое море ЮБК – Южного Берега Крыма.

Веселая набережная Ялты приняла Людмилу в свои объятия после ей самой непонятных скандалов с Митей, когда она заявила мужу, что все надоело, что она устала, что сколько можно пахать, а тут путевка горящая профсоюзная, что Митя пусть тоже отпуск возьмет, ему бы надо помочь маме на даче, на ранчо из шести соток, мама давно об этом просила, и Гриша, сынок, едет в лагерь пионерский…

В Ялте Людмила больше лениво отсыпалась, жарилась под ласковым солнышком, расслабилась и миражом казались ей кухонная плита и быт московских забот, и отключилась она так, что не заметила, как кончился ее отдых.

А когда надо было уезжать, растерялась.

Куда она едет?

И откуда возвращается?

И к чему?

И к кому?

И зачем-то купила сливы.

Тогда не было пластмассовых пакетов, были какие-то капроновые сумки и сливы, конечно, потекли.

Людмила вышла на шумную площадь Курского вокзала с чемоданом в одной руке и текущими сливами в капроновой сумке в другой.

Синие «Жигули» с темно красными сиденьями подкатили к ее ногам, как карета, поданная к выходу королевы.

Он вышел и распахнул перед Людмилой дверцу – садитесь Ваше Величество!

Ее Величество сразу подумало о стоимости проезда, а Он сразу ответил, что Ему по пути с Ее Величеством.

И глянул на загар Ее Величества, на открытое декольте летного наряда Ее Величества, в глубину Ее сохранивших оттенок морской волны глаз…

И Ее Величество согласилась и милостиво присела на заднее сиденье, держа между загорелых ног капроновую сумку с потекшими сливами.

Он остановил свои синие «Жигули» у ее подъезда, Он вышел из машины, распахнул перед ней дверцу и подал руку так, что ей показалось, словно Он откинул ступеньки кареты, чтобы Ее Величеству было бы удобнее сойти, Он достал из багажника ее чемодан и донес до дверей подъезда, Он пропустил Ее Величество вперед и Ее Величество почувствовала себя так комфортно от услуг веками Ей служащего мужчины, что приняла естественно его появление в своей квартире.

В своем Доме.

А сливы продолжали свое истечение.

Они текли между загорелых ног в салоне темно красной кожи синих «Жигулей», и в лифте, и в передней, где стоял Он и ждал пока Ее Величество в своем, ставшим таким чужим за время ее отсутствия Доме положит капроновую сумку в раковину и вернется…

Ее Величество вернулась и не знала, что делать дальше.

Пауза.

Перед решением.

Людмила растерянно протянула ему сладкую липкую руку.

И Он, Настоящий Мужчина, склонил перед королевой голову и поцеловал.

Руку.

Даже, наверное, слегка вкусил потекшей сливы.

Что-то я неправильно делаю, томно подумала тогда Людмила, незнакомого мужчину пригласила в дом.

Хлопнула дверь и Ее Величество осталась одна…

Неужели Людмила сейчас не такая же сладкая, как когда-то? Неужели слива ее истечения уже прокисла и стоит она перед закрытой дверью вместо того чтобы броситься за тем, кто был послан и уже никогда не вернется?

А ведь была же она настолько хороша в молодости, что даже женщины видели ее персиковую спелость. Людмила до сих пор помнит, как, легко опьянев, и уже будучи в разводе, заночевала на даче у подруги, которая только что тоже развелась с мужем. Поначалу они все приготовили и подали на стол, заботливо украсив его, как это делали всегда, будучи хозяйками, для гостей и для мужчин, конечно, а тут получилось, что только для себя, посидели вдвоем, попили вдвоем и долго говорили о тяжелой и непростой женской доле.

Подкралась синими сумерками летняя ночь – и спать не хотелось, и вроде бы все сказано.

Подруга достала из заначки какой-то иностранный ликер. Тягучая и сладкая жидкость оказалась коварной и крепкой и женщины незаметно и тяжело опьянели.