Харуки Мураками - Исчезновение слона

— Громко сказано — «стихи». Ведь эти стихи будут читать школьницы. Ничего особенного. Никто тебя не заставляет писать стихи, как Аллен Гинзберг, просто что-нибудь подходящее по случаю.

— Я не смогу написать вообще никаких стихов, — сказал я как отрезал. С чего это я смогу писать?

— Хм, — сказала жена с сожалением. — Но ведь работы в юридической конторе пока не вырисовывается.

— Я уже закинул несколько удочек. На этой неделе мне должны ответить. Если не получится, тогда и подумаем.

— Да? Ну, пусть будет так. Кстати, какой сегодня день недели?

— Вторник, — сказал я, задумавшись на секунду.

— Сможешь сходить в банк и заплатить за газ и телефон?

— Хорошо. Все равно собирался идти за продуктами для ужина, зайду по пути.

— А что у нас на ужин?

— Ну, пока не знаю, — сказал я. — Пока не решил. Схожу в магазин и подумаю.

— Слушай, — сказала жена официальным тоном. — Я вот что думаю. Может, тебе вообще не искать работу?

— Почему? — спросил я, вновь удивившись. Кажется, все женщины мира звонят специально, чтобы удивить меня.

— Почему мне не надо искать работу? Через три месяца закончится выплата пособия по безработице. Не время болтаться без дела.

— У нас есть моя зарплата, и с подработками все в порядке. У нас с тобой достаточно сбережений. Если не будем транжирить, то вполне проживем…

— А я буду заниматься домашними делами?

— Не хочешь?

— Не знаю, — честно ответил я. — Я не знаю. Подумаю.

— Подумай, — сказала жена. — Кстати, кот не вернулся?

— Кот? — переспросил я и тут понял, что с самого утра и не вспоминал о коте. — Нет, не вернулся.

— Не сходишь поискать его по округе? Ведь его уже четвертый день нет.

Я ответил что-то уклончивое, а затем вновь переложил трубку в левую руку.

— Я думаю, он может быть в саду заброшенного дома, в глубине прохода. Сад, в котором каменная фигура птицы. Я его там несколько раз видела. Знаешь это место?

— Не знаю, — сказал я. — А когда это ты одна лазила в проход? Я ни разу от тебя не слышал…

— Ой, извини, вешаю трубку. Пора трудиться. Не забудь о коте.

И она дала отбой.

Я несколько секунд смотрел на трубку, а затем положил ее на место.

Откуда жена знает о проходе, подумал я с недоумением. Чтобы попасть туда, нужно из нашего сада перелезть через довольно высокий бетонный забор, и какой смысл делать это лишь ради того, чтобы оказаться в проходе?

Я пошел на кухню, выпил воды, включил радио, подстриг ногти. По радио шла передача о новой пластинке Роберта Планта. От первых двух композиций у меня заныли уши, и я выключил радио. Вышел на открытую галерею вокруг дома, проверил кошачью миску: сушеная рыба, которую я положил прошлой ночью, так и осталась нетронутой. Кот не вернулся.

Стоя на галерее, я оглядел наш маленький садик, залитый ясным светом раннего лета. Не тот садик, чтобы от одного его вида душа успокаивалась. В течение дня солнце сюда почти не попадает, поэтому земля здесь всегда черная и влажная, а из растений только по краю растет пара-тройка невыразительных кустов гортензии. А я не большой любитель гортензий.

С дерева неподалеку слышалось ритмичное птичье пение «ги-и-и-и-и», будто пружину в механизме заводили. Мы называли это заводной птицей. Название придумала жена. Настоящего названия я не знаю. Не знаю и как эта птица выглядит. Но невзирая на это, заводная птица каждый день прилетала на деревья неподалеку, чтобы опять завести пружину в нашем тихом мирке.

Почему я специально должен идти на поиски кота, подумал я, слушая голос заводной птицы. А даже если бы я и нашел кота, что мне делать дальше? Прочитать ему лекцию о том, что он должен вернуться домой? Или попросить: мол, все так волнуются, не вернешься ли ты домой?

Ну и ну, подумал я. На самом деле — ну и ну. Почему не дать коту возможность идти, куда ему хочется, и жить, как ему хочется? Мне уже тридцать лет, и что я здесь делаю? Стираю, придумываю ужин и ищу кота.

Раньше, подумал я, я тоже был толковым человеком, у которого были мечты. В старших классах я прочитал автобиографию Кларенса Дарроу и решил стать адвокатом. У меня были неплохие отметки. В третьем классе старшей школы я занял второе место в голосовании «Он станет самым важным человеком». Я поступил на юридический факультет в сравнительно приличный университет. В какой момент я все испортил?

Я подпер щеки руками, облокотившись о кухонный стол, и стал размышлять о том, когда и где стрелка компаса моей жизни начала врать. Но понять я этого не мог. По крайней мере, ничего подходящего не шло на ум. Никакого перелома, связанного с политическими движениями, ни разочарования в университете, никаких особых проблем с девчонками. Я жил совершенно обычной жизнью. И когда подошло время оканчивать университет, я вдруг осознал, что перестал быть таким, как прежде.