Людмила Старцева - Моя жизнь с Евдокией

— Не бойся — сказала Дуся. — Мы тебя в обиду не дадим.

И села у ворот, нацепив на лицо самое зверское из всех, имеющихся в наличии, выражений. Синим комбинезонам было крикнуто, кто они такие, и как с ними поступят порядочные собаки, ежели что. Один из комбинезонов махнул в Дусину сторону пилой, и Евдокия полезла прятаться за толстый липин бок.

— Ничего — сказала она липе — это я в засаде. Ты, главное, не бойся. Слышала, как я их?

— Слышала, слышала — благодарно закивала ветвями липа, от чего сухая загогулина на ее макушке обломилась и спикировала Дусе на голову.

— Убивают!!! — заголосила Евдокия, и стремительным домкратом вломилась в дом, где я мирно мыла посуду. От неожиданности кастрюля спикировала в таз, вода вышла из берегов и полилась мне на ноги.

— Ну что ты голосишь? Кто этот подлый убийца нежных Дусь?

— Там эти ходят с пилой я заступилась на меня упало страшное — на одном дыхании сообщила Евдокия, и полезла в ведро с водой — пить.

Когда Дуся пьет, слышно на другом конце села. За это ее презирает Анфиса и стесняется ходить с ней в гости. В ответ Евдокия насмешничает на Фискиными благородными манерами.

Вот и сейчас Анфиса не сдержалась:

— Ты с перепугу все ведро выпьешь. Я видела, как ты за деревом пряталась.

— Не верь ей — сказала мне Дуся. — Если бы не я, пришли бы к нам эти с пилой и всех спилили.

— Что бы мы без тебя делали — умилилась я и полезла в холодильник. За сосиской.

— Послушай, ты эту кастрюлю вчера уже мыла. И позавчера. А сегодня — опять. Почему? — спрашивает Дуся.

— Потому, что она грязная — отвечаю я.

— Ты что, грязь в ней варишь каждый день?

— Ну, почему — грязь? Суп я в ней варю.

— То есть, ты варишь суп, а потом моешь суповую кастрюлю, чтобы опять варить в ней суп?

— Правильно.

— Нет, неправильно — возражает Евдокия. — Если там был суп, ну и продолжай его варить. Он что, будет невкусным, если ты сначала кастрюлю в воде не пополощешь? Или вот — чайная чашка. Если ее не мыть, чай будет не таким сладким? Ты изо дня в день делаешь то, чего можно не делать. А потом говоришь, что устаешь.

— Ты, Дуся, мыслишь не по-человечески. А у нас, у людей, принято мыть посуду от старой еды, прежде чем готовить в ней новую. Так делала моя бабушка, моя мама, так делают все-все-все.

— Хм, откуда ты знаешь, как делают все? Ты что, к ним в кастрюли заглядывала? — скептически спрашивает Евдокия.

— Нуууу… за всю свою немалую жизнь я встречала только одного человека, который за всю свою немалую жизнь один раз варил обед в немытой кастрюле.

— Вот видишь! Встречаются все-таки разумные люди — обрадовалась Дуся. — И кто это был?

— Это большая тайна — загадочно сказала я.

— Ой! — вскричала Евдокия — Больше всего на свете я люблю тайны. Скажи, ну пожалуйста. Обещаю, что никому-никому не отдам твою тайну.

— Хорошо. Подойди поближе, я тебе на ушко шепну.

Дуся встала передними ногами на табуретку, где я сидела, максимально оттопырила ухо, зажмурилась, затаила дыхание…

— Это была я.

Евдокия повесила ухо на место и долго разочарованно смотрела на меня. Потом заорала «Анфиса, чего я тебе сейчас скажу!» и умчалась. Распространять мою тайну во времени и пространстве.

А я решила сегодня Дусину тарелку не мыть. Все равно она вылизана дочиста. Да и будет в ней нынче каша, так же, как и вчера. Посмотрим, не станет ли она менее вкусной из-за немытости посуды.

А там, глядишь, и на кастрюли перекинемся.

И приходит ночь. И выключает свет и звук. И включает тишину, укутав наш домик в глухую тьму, как елочную игрушку — в вату.

Тихо. Только слышно, как на кухне цокает копытцами настенное время, бегущее по кругу, словно пони в зоопарке.

Цок, цок, цок, цок… — скачет секундная стрелка, обгоняя минутную и часовую.

Вздрогнула подушка под щекой: Анфиса бесшумно вспрыгнула на кровать, шепнула мне в ухо «не спишь?» и полезла под одеяло.

Цок, цок, цок, цок…

Рядом с кроватью раздается звук, как будто кто-то вытряхивает небольшой коврик, потом заворачивает в него булыжник и, с глухим стуком, роняет коврик на пол. Это Дуся чешет за ухом и рушится, не дочесавшись, сраженная сном.

Цок, цок, цок, цок…

Не спится. Тихонько спускаю ноги с кровати и вылетаю в окно. А за окном — сад. А в саду красные яблоки, зеленые груши, золотистые абрикосы, розовые сливы, вишневые вишни и малиновая малина. И я легко парю меж деревьев и кустов, прикасаясь к румяным яблочным бокам. И яблоня в ответ гладит меня по щеке влажными листьями, теплыми, пахнущими чем-то знакомым, не яблочным…