Израиль Меттер - Среди людей

Серебровский уже добрался до выхода из кабинета, когда комиссар снова остановил его:

— Вот что, капитан. Забыл предупредить. Давеча, в воскресенье, вы забили головой один гол, а другой — ногами. Так я рекомендую употреблять эти инструменты и по будням — в Управлении, на работе. А то ведь, между прочим, вы у нас числитесь не футболистом, а оперуполномоченным…

После беседы с комиссаром Серебровский присмирел, стал притворно сосредоточенным и позволял себе упражнять свое громоздкое острословие только над Сазоновым. Серебровский считал его чудаком, что доставляло ему сладкое чувство превосходства хотя бы над одним сослуживцем.

Сазонов же пропускал все эти гарнизонные шутки мимо ушей.

К концу того дня, когда в оперотдел пришло письмо солдата, Сазонов заглянул в адресное бюро.

— Лида, — попросил он молоденькую краснощекую девушку, — приготовьте мне, пожалуйста, всех питерских Кравченко.

— Всех, Николай Васильевич, сейчас не поспеть. Уж больно ходовая фамилия.

Сазонов сказал:

— Убедительно прошу.

Ему приходилось вести такую обильную казенную переписку, что он привык даже самые сложные и крупные чувства укладывать в краткие служебные слова. Вероятно, другой человек на его месте сказал бы сейчас: «Милая Лида! Мне очень хочется помочь одному обездоленному войной парню. Я знаю, что у вас в груди бьется доброе сердце…» Но вместо всего этого Сазонов повторил:

— Убедительно попрошу.

В адресном столе ему доводилось бывать часто, почти каждый день, и эту краснощекую девушку с толстой, не модной нынче косой он приметил. Иногда около Лиды, картинно опершись о барьер, стоял Серебровский. Он что-то бесконечно рассказывал ей, красиво жестикулируя и бодаясь своим литым черепом, стриженным под полубокс. Лида слушала его, приоткрыв рот и часто-часто мигая короткими светлыми ресницами.

Однажды Николай Васильевич слышал, как Серебровский, передавая девушке билеты на стадион, галантно сказал:

— Сегодняшний гол, Лидочка, я посвящаю вам.

А минут через двадцать в оперотделе тот же Серебровский вручал билеты Парашину и говорил:

— Я, товарищ подполковник, беру на себя обязательство забить сегодня два мяча в честь наступающего праздника Дня молодежи.

— Ну-ну, — ответил Парашин. — Не хвались, едучи на рать.

По дороге из Управления домой Сазонов заглянул в два домохозяйства: в Демидовом переулке и на улице Декабристов.

Демидов он посещал раза два в месяц, обычно после пятого и двадцатого. Сюда его приводило старое дело.

Взобравшись на крутой четвертый этаж, Сазонов отдышался и позвонил. Дверь открыл узкоплечий мужчина маленького роста, в роговых очках и пижамной куртке.

— А-а, вы! — протянул он хмурым, недовольным тоном, неохотно впуская Сазонова в кухню.

— По пути принял решение заглянуть, — сказал Сазонов, хорошо понимая, что тот не верит ему.

Оглядываясь назад, в коридор, мужчина тихо произнес:

— Перевел, товарищ майор. Сегодня в обед сбегал… Он все еще держал дверь на лестницу приоткрытой, но Сазонов начал вынимать из своего кармана сигареты. Тогда мужчина раздраженно сказал:

— Сейчас покажу квитанцию…

Он пробежал в комнату — оттуда донеслось какое-то злое шушуканье — и принес в кухню квитанцию о денежном переводе. Сазонов посмотрел дату на почтовом штампе, вернул квитанцию и приложил руку к своей шляпе:

— Прошу извинить.

— Все-таки это в высшей степени странно! — Мужчина передернул узкими плечами и широко распахнул перед гостем дверь. — Ваши посещения меня нервируют!

— Обстоятельства вынуждают, — сказал Сазонов. — Вы два раза бегали от семьи. Еще раз прошу прощения.

На улице Декабристов он зашел в контору домохозяйства. Взяв у управляющего старые домовые книги, Сазонов сел в сторонке за отдельный стол. Листая замусоленные в нижних углах страницы, он приметил обычную картину: довоенные книги велись одним и тем же аккуратным почерком, а с конца сорок первого года почерк стал часто меняться, страницы делались все грязнее — попадались и рваные, — их перелистывали немытыми руками, корявыми от холода, в блокадной полутьме.

«Выбыл за смертью», «Мобилизован в РККА», «Отмечена за смертью», «Эвакуирована», «Эвакуирован», «Эвакуирована», — листал Сазонов, привычно, в который раз удивляясь, как же люди все это вынесли.

Фамилии Кравченко в домовых книгах не оказалось. Да, в общем, Сазонов и не рассчитывал на это. Еще ни разу не случалось, чтобы нужный ему человек нашелся с первого же захода. Солдат указал довоенный адрес своей семьи, но что мог запомнить трехлетний парнишка, оглушенный войной! Сазонов всегда знал это по опыту заранее и все-таки в первый же день отправлялся по указанному адресу, в глубине души надеясь: а вдруг ему повезет?