«Федор Петрович Кравченко. Год рождения — 1938. Размножить в 12-ти экз.»
Вопросительные знаки стояли подле отчества «Петрович» и подле даты рождения.
Письмо он вложил в пустую новую папку и тотчас же сел писать запросы. Все они мало чем разнились друг от друга и начинались одинаковыми словами: «Прошу произвести проверку и установить по архивам, а также путем опроса имеющихся налицо живых свидетелей…»
Этих бумажек было составлено Сазоновым в тот день восемнадцать. Девятнадцатое письмо он направил в воинскую часть Федору Кравченко с просьбой прислать метрическую выписку о его рождении.
Когда Николай Васильевич принес все это машинистке, она суетливо заныла:
— Ой, товарищ Сазонов, до чего ж вы надоели с вашей писаниной!.. У меня буквально нет ни минутки.
Прострочив на машинке несколько фраз и с грохотом двигая каретку, она почувствовала, что Сазонов все еще стоит за ее спиной.
— Кажется, не маленький, товарищ майор. Есть порядок. А сами нарушаете.
Он не стал с ней спорить, а только посмотрел на потолок. В этой комнате когда-то помещалась спальня царского министра. На потолке плавали хвостатые русалки, они охранялись городским архитектурным управлением. Машинистка была похожа на пожилую русалку, у нее был такой же заросший волосами лоб, выпуклые глаза и грудь навыкате. Сходство это Сазонов заметил давно и, когда сердился на машинистку, смотрел на потолок. Спорить с ней было бессмысленно: она всегда могла доказать, что у нее есть срочный оперативный материал, гораздо более важный, нежели у Сазонова. Да и Парашин к ней благоволил за то, что она печатала как пулемет.
— Порядки мне известны, — сказал Сазонов и, вернувшись к своему столу, переписал начисто, от руки, все запросы.
Почерк у него был крупный, ровный, круглый, как на пригласительных билетах.
Мимо него пробегали сотрудники; кто-то весело сказал:
— Дела идут, контора пишет!.. Раскрываемость нуль целых нуль десятых…
Не подымая головы, Сазонов узнал по голосу капитана Серебровского: футболист, правый край городского «Динамо», он со всеми в отделе разговаривал снисходительно. Если же его грубо ставили на место, Серебровский зычно хохотал, ни капельки не обижаясь. Работник он был ленивый, хвастун и враль к тому же. Когда в комнате оперуполномоченных отсутствовало начальство, Серебровский любил показывать новичкам-дружинникам приемы самбо. Охорашиваясь перед пареньком, он совал ему в руки перочинный нож и приказывал:
— Кидайся на меня!.. Коли!..
Польщенный вниманием капитана, парень застенчиво и осторожно протягивал вперед руку с ножом. Серебровский проворно заламывал ее, от боли парень ронял нож на пол.
Однажды, правда, получилась неловкость. Невзрачный с виду новичок, озабоченно собрав брови над своим кирпатым носом, ткнул ножом в сторону Серебровского. Тот лихо поймал его за локоть и запястье, надавил, новичок крякнул, выронил нож и с левой руки въехал капитану в ухо. Дружинник ужасно смутился и долго, извиняясь, ходил за разгневанным Серебровским.
— Понимаете, какое дело, товарищ капитан… Я же левша… И у нас в школе кружок бокса был… А тут еще мой батька всегда учил: «Стукнут — давай сдачи!» Я не то чтобы нарочно. Вы не думайте… Это инстинкт, товарищ капитан!..
— Предупреждать надо, раз левша, — ворчал Серебровский. — Бьешь, как дуролом!.. И что боксер, надо было говорить…
— Это, конечно, само собой, — переминался несчастный парнишка, прижимая руки к сердцу. — Нехорошо получилось… Только ведь я так полагал: преступники тоже навряд что предупреждают…
На этом дело с новичками не кончилось.
Вскоре Серебровского вызвал начальник Управления. В минувшее воскресенье состоялся матч «Динамо» — «Трудовые резервы», и Серебровский думал, что комиссар хочет выразить ему благодарность за пробитые им лично голы.
Бойко отрапортовав, Серебровский остановился перед столом начальника. Роясь в каких-то бумагах, комиссар негромко попросил:
— Напомните-ка, товарищ Серебровский, кто брал бандита Гаврилова на Пороховых?
— Не могу знать, товарищ комиссар.
— Правильно. Не можете. Потому что в тридцать шестом году его поймал ныне вышедший на пенсию Аркадий Михайлович Вельский. Запомнили?
— Так точно.
— Ну а поскольку запомнили, — комиссар поднял глаза, — то перестаньте, как говорится, звонить в лапоть, что вы арестовали Гаврилова в январе месяце сего года!.. Стыдно, капитан! Мальчишкам врете, а они сходят в наш музей и потом над вами же смеются.
Читать дальше