Израиль Меттер - Среди людей

Аня уже несколько раз выбегала из-под навеса, раскидывала руки в стороны, ладонями вверх, и кричала:

— Товарищи! Совершенно нету дождя!..

Играя на бильярде, Николай Иванович посматривал на нее. Ему захотелось поскорее бросить партию, но партнер, старик, играл вдумчиво, перед каждым ударом он внимательно изучал расстановку шаров на столе, пригибался к борту, долго метился.

Человек пять-шесть, сидя на топчанах, завели песню. Они пели «Шумел камыш, деревья гнулись», и оттого, что дул ветер, казалось, что действительно шумит камыш и гнутся деревья. Постепенно к этой группе поющих присоединились все, кто был под навесом. Пожилой оркестрант затянул «Однозвучно звенит колокольчик». Когда он запел эту старую хорошую песню, лицо его стало умным и значительным. За ним и Пичугин вспомнил «Славное море, священный Байкал!». Ее подхватили хором…

Ударил у самого навеса гром, и хлынул ливень. Словно радуясь, что ему дали наконец возможность пролиться, он весело и ожесточенно захлестал по крыше, по земле, по деревьям. Воздух тотчас же стал свежим.

Коташев уже не играл на бильярде, а слушал, как поют. Пичугин сейчас совсем не раздражал его: у инженера были печальные выпуклые глаза за стеклами очков и одухотворенный лоб. Николай Иванович посмотрел на Аню и подумал, что вряд ли она испытывает сейчас те чувства, которые заполняют его, Коташева, душу. Песни всегда настраивали его на грустный лад, каждая из них была связана с каким-нибудь далёким воспоминанием.

Ему захотелось усадить Аню против себя и рассказать ей, что значат для пожилого человека все эти песни. И вообще ему захотелось рассказать ей что-то значительное из своей жизни. Приходили в голову обрывки фраз, которые он непременно должен произнести:

— Все не так просто, Аня…

Или:

— Есть на свете такие вещи, Аня…

Что именно не просто и какие такие вещи, он еще в точности не представлял себе, он видел внимательные глаза Ани, которая радостно черпает у него житейскую мудрость.

А Аня, даже не подозревая этого, стояла неподалеку и пела. По. правде говоря, ей уже немножко надоело петь старые грустные песни: она с большим удовольствием потанцевала бы сейчас или побегала под проливным дождем. Ей не повезло, что она, заболев в конце весенней сессии, попала в санаторий в такое время, когда еще не съехалась молодежь. Здесь почти каждому перевалило за сорок; все они в первый же день приезда вырезают себе палки для ходьбы, с палками ходят даже до столовой, а прогулка на почту или в аптеку считается серьезным путешествием. И ногу она подвернула из-за того, что страховала толстого пожилого игрока, который стоял у сетки как чурбан… Конечно, приятно, что она многим здесь нравится, — она, слава богу, не слепая, чтобы, не видеть этого…

— Товарищи! — закричала Аня. — Дождь кончился! Идемте гулять!

Она выскочила из-под навеса, сбросила туфли и, взяв их в руки, запрыгала по теплой воде на дорожке. Небо очистилось, луна, после темени, светила особенно ярко, по ней еще изредка пробегали рваные остатки туч, но она гнала их прочь.

Отважились на прогулку по сырости человек пять. Пошли тропинкой в гору. Минут через десять отстал и повернул домой оркестрант; запыхтел и присел на камень старик, игравший с Коташевым на бильярде, растаял позади еще один спутник, — остались только Аня, Николай Иванович и Пичугин.

Они шли гуськом. Коташев быстро устал, — он не любил подниматься в гору. Ему казалось, что они уже достигли достаточно живописного места, чтобы можно было остановиться, передохнуть и, главное, поговорить. Но его спутники все шли и шли вверх.

— До чего ж красиво! — уже несколько раз произносил Коташев, желая привлечь их внимание.

— Недурно, — ронял на ходу Пичугин. Продираясь сквозь густой кустарник, Коташев стал злиться. Для чего, собственно, он ползет по этой горе? Ему даже стало совестно, когда он представил себе, что его сослуживцы могли бы увидеть, как он, доцент клиники, цепляется за мокрые колючие кусты. Николай Иванович остановился, перевел дух и прислушался, не позовут ли его спутники. Голосов не было слышно.

Обидевшись, он осторожно начал спускаться к дому…

На другой день, после завтрака, Аня пригласила его играть в волейбол. Она сказала:

— Доктор, миленький, это же очень полезно для здоровья.

Он улыбнулся: почему-то, когда она к нему обращалась, Коташев непроизвольно улыбался.

— Я человек пожилой, — сказал он, думая, что шутит.

— Мой папа тоже пожилой, но очень любит волейбол.