Евгений Попов: Самолёт на Кёльн. Рассказы

Попадавшиеся нам на пути прохожие махали нам, мне рукой, и мы в ответ тоже махали рукой, своей, то же.

Ну вот – приехали, с орехами, с вещами.

Вещи. Открывающийся кузов.

А я тем временем взлетаю наверх в новую квартиру на пятом этаже нового дома, распахиваю окно, отсырелые рамы и смотрю вниз.

Что же вижу я внизу?

Это – город. Домики-гномики. Рукав реки. Голубой. Люди. Ножками топ-топ-топ. Среди домиков-гномиков.

Пыли на улице нет, потому что весна.

Грязи на улице нет, потому что весна только началась. Только.

Нет. Того, видите ли, нет, этого, видите ли, нет. А что есть на улице?

Грузовик, являющийся при взгляде сверху игрушкой. Игрушечкой.

И там – суетящиеся. Открывающие борта.

Закрывающие и открывающие рты.

Собирающиеся подниматься.

Тащить. Ставить. Работать. Петь. Плясать. Пить. Падать.

И тут я сорвал в восторге с головы свою черную шапку и кинул вниз, чтобы накрыть, как в сказке, его, мой, этот веселый красивый славненький мирок.

А дальше все вышло и получилось уже довольно нехорошо, так как шапка полетела не как надо, то есть прямо, чтобы закрывать собою мне на утеху мой славненький мирок, а, описав дугу, влетела в раскрытую, вследствие тепла, форточку второго этажа.

Немало озадаченный, смущенный, огорченный, я пошел на второй этаж и стал проситься, чтобы отдали шапку.

Скажу сразу. Шапку не отдали. Не отдали до сих пор. Не отдадут никогда.

Потому что в ответ на просьбу голос из-за двери сказал:

– Ты, подлец, сшиб у меня аквариум с тремя гуппиями и мечехвостом-самцом, и ты еще просишься, негодяй! Ты что, судиться со мной хочешь, рептилия?

Тихий, задумчивый, не возбужденный спустился я окончательно вниз, но уже без шапки.

И никто, кстати, не заметил ничего. Какая там летящая шапка, какая там панорама, рукав реки, какие там домики-гномики, когда разговор в связи с разгрузкой вещей из грузовика шел такой:

– Давай! Давай! Заноси левее! Кантуй на себя! Да не так! Вы чередуйтесь, что ли! Ой, упарился! Тихо-тихо-тихо! Стекло расшибем!..

Славненький мирок.

СТАЯ ЛЕБЕДЕЙ, ЛЕТЕВШАЯ ПО НАПРАВЛЕНИЮ К ЕГИПТУ

В нудном осеннем оцепенении двигался через мост над великой сибирской рекой Е. красный трамвай отечественного производства.

И ехали в том трамвае многие: кто – с работы, кто – никуда. Люди как люди.

А за окном разливалась невиданная красота сибирского пейзажа: белая вода, сизые скалы, серое небо, пестрые леса. Но многим на эту красоту уже было начхать! Ко всему привыкает человек, и все на свете ему приедается, и нельзя его за это винить.

И сидел среди прочих людей, у окна, молчаливый мужчина в форме майора наших Вооруженных сил. Мужчина этот внимательно и долго смотрел в окно, а потом вдруг разорвал трамвайную тишину зычным командирским голосом:

– Гляньте, товарищи! Гляньте! Стая лебедей летит по направлению к Египту!

И застучал толстым пальцем по вагонному стеклу, повторяя:

– Стая лебедей! Стая лебедей!

И все вдруг – тоже! Дивно быстро засуетились, кинулись к окошкам:

– Где?! Где?!

– Там! – Майор торжественно поднял палец. – Там! Там! Вот! Они! Они уж поднимаются! Они уж все выше и выше! Вот уж они превращаются в сияющие точки! Что это?! Они уж за пределами зрения! И они явно берут курс по направлению к Египту!

– А ведь действительно – они поднимаются все выше и выше! И ведь натурально – они превращаются в сияющие точки! И ведь на самом деле – вот уж и полностью за пределами зрения! И они явно берут курс по направлению к Египту! – гомонили пассажиры.

И тут в трамвае началось буйное веселье. Люди, совершенно незнакомые, братски обнимались и поздравляли друг друга. В вихре счастья мешались тела и предметы, имущество, личности и некоторые носильные вещи граждан. И

Майор был строг. Он, сияя лицом и повлажневшими глазами, стал с ногами на кожаное сиденье и просто сказал посреди праздника:

– Да, друзья. Это – так! Мы стали свидетелями уникального события: воочию увидели стаю лебедей, летевшую по направлению к Египту. И мы обязаны рассказать об этом в широком кругу наших семей, нашим подчиненным и старшим по команде! Ура, товарищи!

И сел. А присутствующие встретили речь майора громкими неунывающими аплодисментами.

– Ура! Ура! Ура! – кричали присутствующие. Аплодисменты не утихали. Они ширились и местами переходили в овацию. И все хлопали, и все хлопали, и все хлопали!

И лишь один мальчонка, лет десяти, по виду – тоненький и слабенький, а на самом деле – будущий преступник, как это станет ясно из его последующих действий, был хмур. Он хмуро соображал что-то своим формирующимся умком, тер переносицу. А сообразив, подошел к майору и тихо сказал: