Евгений Попов: Самолёт на Кёльн. Рассказы

– Господи боже ты мой! – простонала директриса, с тревогой оглядываясь на столпившихся учеников

– Что творится в этих неблагополучных семьях!

– Господи, господи – все люди проспали, – проворчала первая девка. И обратилась: – Жук, а Жук, пошли отсюда, а то развели тут муру!

– Пошли, – согласился Жуков и на глазах у всех поцеловал девку, с готовностью подставившую ему красные губы.

И они ушли. А веселье после некоторой заминки не только продолжилось, но и восторжествовало. Стали играть в «почту» и «море волнуется». Я, помню, выиграл картонную дуду.

Но не все играли. За кулисами у пыльного задника с изображением колхозника, несущего сноп, и сталевара в войлочной шляпе, и конника на коне, и пулеметчика у пулемета плакала комсорг 9 «а» класса Валя Конь. Одетая в аккуратненькое форменное платьице с беленьким воротничком и фартучком, и с пепельным кудряшками, и с чисто вымытым личиком, и с золочеными часиками на запястье, она плакала на руках Зинаиды Вонифантьевны, приговаривая ей:

– Ах, Зинаида Вонифантьевна! Ах! Ведь все-таки в нем тоже есть много хорошего, чистого и светлого. Он лобзиком выпиливает. У него есть щенок Дружок. Не надо с ним так.

– Пойми, девочка, – с мудрой улыбкой говорила Зинаида Вонифантьевна, – мы обычно идем на это как на крайнюю меру. Уж лучше сразу отсечь больной орган, чем позволять ему гнить дальше. Это – полезнее и для тела и для органа, – с мудрой улыбкой говорила Зинаида Вонифантьевна.

А неподалеку мыкался Завман.

СЛАВНЕНЬКИЙ МИРОК

Я давно бы уже рассказал вам историю о том, как у меня с головы слетела шапка, когда я переезжал в новую квартиру на пятом этаже.

Кабы не боялся, что все примут меня за сумасшедшего и будут надо мной смеяться.

Потому что в последнее время некоторые чрезвычайно приучились смеяться над некоторыми рассказываемыми историями, считая, что они суть плод ума умалишенных.

Ну а уж над сумасшедшими смеялись всегда – раньше, теперь и будут. Это, так сказать, вековая традиция, освещенная веками.

А с другой стороны, если скрыть рассказываемую уже мной историю, то я, получается, думаю, что меня посчитают за психа, то есть сам есть уже автоматический двойной псих.

Ничего не понимаю! Но из двух зол выбираю, ясно, меньшее, поэтому и слушайте, в чем суть дела.

А суть дела в том, что, получив новую квартиру на самом пятом этаже, я решил не-е-медленно же переезжать, чтоб ее не заняли ночью, к моему огорчению, чужие люди.

– Да-да. Немедленно, и как можно скорее, – говорил я сам себе, стоя посередине новой квартиры на пятом этаже нового дома.

И ведь действительно хотел немедленно, и поехал бы, и переехал бы, но тут мне на голову упал мокрый кусок сухой штукатурки.

Я поднял голову и покачнулся, но не оттого, что был ударен штукатуркой, а оттого, что мокрый потолок новой квартиры на пятом этаже не пускал меня переезжать в новую квартиру.

– Эй, – слабо крикнул я.

– Чего-с изволите, – гаркнул мне прямо в ухо молодецкий голос.

Я обернулся и увидел тощего и небритого грязненького молодого человека с полным набором слесарного инструмента в руках, в карманах, под мышками, в сумке и в зубах.

– Чего не хватает? – переспросил молодой рабочий. – Цепочка? Унитаз? Пробка? Ванна? Кран течет?

– Потолок течет, – как и в первый раз, так же слабо крикнул я опять.

– О! Это у усих тэчэ, тэчэ и тэчэ, – перешел вдруг рабочий слесарь на украинский язык. – У усих…

– А долго ли будет течь этот самый потолок?

– Нет. Он будет течь лишь до тех пор, пока не высохнет, – признался слесарь и, строго глядя мне глаза в глаза, стал зачем-то опять нахально кричать:

– Цепочки! Унитаз! Пробки! Ванна! Кран течет? Батарея течет?

Слесарь оказался сантехником, и слесарь-сантехник оказался прав. Лишь только высохли в квартире потолки, то сразу же в квартире перестало с потолка течь. I

Я, например, вот приходил в новую квартиру, свободно гулял по ней, и меня никогда больше не било штукатуркой по голове.

Я, например, вот высовывался в окно, смотрел с пятого этажа на панораму окружающего меня города, и мне очень хотелось в этой квартире жить.

А для этого нужно было в квартиру переехать.

Ну, вот я и поехал…

Ехал я в грузовике, ехали там же все мои друзья, брат, мама, девочка, кошка.

Подъехали.

А ехали – блестя стеклом. По весенней улочке, с полным кузовом принадлежащего нам дрянного добра – сундук, зеркало, шкаф, комод, венские стулья и т.д. подобное.

Попадавшиеся нам на пути пешеходы хотели любить нас, но не могли, потому что мы ехали на новую квартиру, а они – нет.