Александр Нежный - Там, где престол сатаны. Том 1

Сердце колотилось так, будто он бежал от преследующего его по пятам злодея или махом поднялся в гору, на которой, огородившись стенами, потаенно жил монастырь. Они – негодуя и сожалея, взглянул он на всю их возбужденную свору, имеющую во главе молодого вождя с выражением ледяной насмешки на гладком лице, – торжествуют, не ведая близкого часа если не гибели, то бесславного своего поражения.

Для вразумления и спасения всей России сие чудо волею Божией совершилось.

И в миг, когда о. Александр подумал о чуде как о событии уже совершившемся, он собственными глазами узрел отпрянувшего от гроба Маркеллина и с ознобом восторга указал и брату, и всем, кто стоял рядом:

– Вот!

Голос сорвался и прозвучал хрипло.

– Что? – спросил о. Петр.

И слепая Надежда, чьи пальцы с прежней цепкостью держали о. Александра за плечо, тотчас воскликнула:

– Что там?! Что происходит?!

И сангарский звонарь, о. Никандр, громко дыша, подался вперед и с еще большим усердием вперил взор в раку с мощами.

Но минуту спустя о. Петр с сердцем выговорил брату:

– Будет тебе, отец Александр, будоражить народ! И без того у всех у нас душа не на месте, а ты будто масло в огонь льешь. Чего тебе померещилось?! Там Маркеллин с мощей снятую белую ленту папе передал, а ты вообразил Бог знает что. Брат! – таясь от других, шепнул средний на ухо старшему. – Тут шаг до прелести. Сынам дня, нам велено трезвиться. Ты разве не помнишь?

Отец Александр хмурился и молчал. Апостол вовсе не о том хотел сказать, что вера, надежда и любовь исключают из нашей жизни чудо. Брата послушать – и превращения воды в вино не было. И пятью хлебами тысячи не насытились. И четверодневный Лазарь не воскрес. Белую ленту, которую гробовой протянул папе и которую папа со всей бережностью принял обеими руками и, поднеся к губам, поцеловал, о. Александр видел не хуже прочих. Но, кроме того, в глаза ему ударил мгновенный, сильный и резкий свет, подобный, может быть, тому, какой бывает с неба в ясный июльский полдень. Тогда, ежели кто помнит, просто слепнешь от солнца, от радужных кругов вокруг него и от накаленной синевы туго натянутого небесного полотна. И здесь было нечто похожее, была вспышка, источником своим несомненно имевшая гроб с мощами преподобного. Он ее видел, остальные же в тот миг по воле Божьей сделались вроде Надежды, ослепшей еще в материнской утробе.

Никто, впрочем, не уточнял, с каких именно пор она лишилась зрения.

Но по-прежнему мертвой хваткой держала его за плечо.

Левой рукой он не без усилия разжал ее пальцы и, соболезнуя неведению убогой о происходящих возле раки событиях, сообщил:

– Раздевают преподобного. Сейчас вату из гроба вынимают.

– А вата, – затрепетав, молвила слепая, – зачем? Ему зачем вата?!

– Косточки его для сохранности в ней завернуты, – нехотя толковал ей о. Александр, но и сам в тяжком недоумении безмолвно вопрошал: зачем? К чему было лепить из него ватную куклу?

– Заставь дураков Богу молиться, они себе непременно лоб расшибут, – вздохнул рядом о. Петр. – Народу-де нашему по его темноте и глупости нетленность понятна только лишь как всецелая телесная сохранность.

Он продолжал, и о. Александр кивал, в данном случае будучи с братом на одном рубеже. Не будет видимости тела – не будет и любви. Экое тупоумие, прости, Господи.

– И язычество, – прибавил о. Александр, и теперь уже брат кивнул, с ним соглашаясь. Преподобный нашей любовью нетленен был и пребудет вовеки.

– Аминь! – о. Никандр перекрестился, отвернул полу подрясника и, достав большой клетчатый платок, сначала утер им вспотевшее лицо, а затем трубно высморкался.

Перед таковой несказанной глубиной любви законы естества и материи обращаются в ничто. Тление, где сила твоя?! Могила, где небытие твое?! Гроб, где страх твой?! Братия! Не бойтесь и верьте. Ничего нет. Тление повержено, могила упразднена, гроб пуст, преподобный же как был, так и остался с нами во все дни. Собственно, чего мы желаем? Укрепления веры? И чаем его обрести в неповрежденной плоти усопшего праведника? И сомневаемся, обнаружив сохранившимися в посмертии лишь несколько косточек? И даем волю разрушающей мысли: отчего-де так мало? И вопрошаем: почему не отличил Господь Своего избранника особенным знаком и не изъял его из-под ярма общего для всех природного закона? Истлел – стало быть, и Богу не был угоден, и в праведники не вышел, и ко святым не причтен. Ах, отцы и братья, сколь ничтожно уравнение, доказывающее благоволение Божие сохранением бездыханной плоти! Разве не обратилось в прах тело первомученика Стефана при обретении мощей его? Разве не назвал Блаженный Иероним мощи апостолов Петра и Павла почитаемыми костями? И разве мощи апостола Андрея не уместились в маленьком ковчежце? По жизни и святым делам почитайте преподобного, а не по виду безмерно дорогих нам его останков.