Александр Нежный - Там, где престол сатаны. Том 1

Жертву сердца моего прими.

Лествицу мне подай, ступенями которой буду подниматься к Тебе.

Тобой живу, Тебя благодарю, Тебе глаголю: Христос, истинный Бог наш, молитвами Пречистыя Своей Матере, иже во святых отца нашего Иоанна, архиепископа Константинопольского, Златоустого, и всех святых, помилует и спасет нас, яко Благ и Человеколюбец.

Горло перехватило, и последние слова он вышептал хрипло, давя кашель и утирая внезапно выступившие слезы.

– Аминь, – тотчас сказал о. Петр и, потянув за шнур, открыл завесу царских врат.

Пока, собираясь складками, в сторону северных дверей алтаря уплывала небесно-голубая завеса, о. Александр положил на дискос еще одну, вынутую из неслужебной просфоры частицу.

– О здравии болящей рабы Твоей Ксении, – едва слышно проговорил он. – Ксюшу мою бедную спаси и сохрани и дай ей сил на трудную ее жизнь.

Да исправится молитва моя, яко кадило пред Тобою… Буду служить Тебе, Господи, во славу Твою. И кадило – как жертва Тебе в руке моей. Во гробе плотски, во аде же с душею, яко Бог…

С привычной сноровкой, коротким движением кисти: раз – два.

Вверх – вниз.

Вперед – назад.

Жертвеннику Твоему.

И престолу.

Возношение наше.

Ниспошли в ответ благодать Духа Твоего святого.

С кадилом этим служил еще дед; ему же досталось оно в дар от друга детских его лет, сотниковского мещанина Василия Смирнова, двадцати лет отроду ушедшего в Шатровскую пустынь, там до кончины своей подвизавшегося и бывшего близким свидетелем духовных подвигов преподобного Симеона. Больше того: сие кадило было будто то самое, с которым однажды в Святой и Великий Четверток служил преподобный, в дивный тот день после малого входа и слов: «Господи, спаси благочестивые и услыши ны», пораженный, как громом, видением Господа нашего, Иисуса Христа, в свете и славе шедшего по воздуху.

Жертва Богу дух сокрушен…

Слабым чистым звоном откликались звонцы: длинь – длинь. И цепочки звякали при каждом взлете кадила, и угль внутри мерцал красным глазом, и сизоватое облачко вырывалось наружу, веселя сердце своим благоуханием. Выйдя из алтаря, о. Петр окадил царские врата, иконостас, спустился с солеи и от севера к югу вкруг двинулся по храму. Святитель Николай зорко глянул на него; заточенный в темницу Христос встретил скорбным взором; и Богородица Казанская, свою голову склонившая к голове Сына, мягким взглядом проводила его.

Он чувствовал, как Она смотрит ему вслед.

И на прихожан, сбившихся в малое стадо , щедро послал о. Петр три волны благовонного дыма. И, следуя дальше, воскурил образам целителя Пантелеимона, святого благоверного князя Александра Невского и любимого своего Нила Сорского, старца мудрого и кроткого. И, чуть замедлив шаг возле иконы угодника Божьего Симеона, с воздетыми руками коленопреклоненно стоящего на камне, о. Петр широко взмахнул кадилом. Угль внутри просветлел и засиял ярко-красным светом.

Так же, как он сейчас, кадил престол, иконы, верующих и весь храм и сам преподобный в течение почти семи лет своей диаконской службы.

– Преподобный отче Симеоне, – прошептал о. Петр, – моли Бога о нас.

Вся надежда теперь у России лишь на небесных ее заступников. Как некогда праотец наш Авраам пытался отвести руку Божию от Содома и Гоморры – так, может быть, и они всем святым своим сонмом умоляют Творца переложить гнев на милость. Отец Петр хотел верить, что это так. И что, приблизившись к Престолу, святители, преподобные и страстотерпцы земли российской со всей возможной в подобных случаях твердостью указывают Господу хотя бы на события самого последнего времени – на страшное кровопролитие в Крыму, польскую войну, жестокие бои в Сибири… И у нас, можно сказать, под боком – в Тамбовской губернии Красная Армия без пощады добивает восставших крестьян, и в наших лесах будто бы уже появились отколовшиеся от антоновского войска отряды. Без счета по всей России погибших. Без числа – казненных устрашения ради. Без меры – пролитых слез. Дай, Господи, вместо кровавой осени лето Твое благоприятное. Не изгладь имен наших из Книги жизни Твоей.

В руке о. Петра – вверх-вниз, вперед-назад – легко летало кадило. Велик был соблазн со скорбью назвать все то, что вдруг рухнуло на Россию, приближением Конца. Сила унижена, честь опозорена, красота обезображена. Убивают при восходе солнца и при закате его; убивают при свете луны и при сиянии звезд; нет спасения невинным. Времена апокалиптические, что говорить; страшные времена. Как я сегодня здесь, в храме, – так Ангел на небесах взял кадильницу, но золотую, и наполнил ее огнем с жертвенника и поверг на землю. И разве не звучат над Россией грозные голоса? Не гремят громы? И молнии не сверкают?