Александр Нежный: Там, где престол сатаны. Том 1

– Тебе чего? – с крыльца ему навстречу шагнул часовой.

– Скажи начальнику – священник Петр Боголюбов пришел. Он за мной посылал, да я отлучался…

На зов часового вышел высокий парень с бритым лицом и мутными, пьяными глазами и, ни слова не говоря, крепко взял о. Петра за рукав и повлек его за собой на второй этаж. Там, толкнув ногой двустворчатую дверь и переступив порог просторного кабинета, он указал на о. Петра сидящему за столом рыжему человеку в черной кожанке:

– Сам явился, товарищ Гусев!

Как из бочки, перло от него самогонкой. Гусев недовольно пошевелил широко вырезанными ноздрями горбатого носа.

– Ты бы не дышал, что ли, Голиков…

– А у них тут, – оправдался Голиков, стыдливо прикрыв рот ладонью, – ничего порядочного.

В пустом почти кабинете гулко отдавался мерный стук больших напольных часов. Гусев между тем неторопливо закурил, затянулся со вкусом, отхлебнул чай из стакана в серебряном подстаканнике и благодушно промолвил, что чаек с утра – милое дело. Кому самогон, а кому чай чаевич, да покрепче после бессонной ночи.

– Ага, – обиженно молвил Голиков, не забывая, однако, заграждать рот рукой, – нам без нее все равно нельзя. Не то свихнешься.

Прищурив глаза, сквозь колеблющуюся тонкую завесу табачного дыма Гусев, наконец, глянул на о. Петра и осведомился у Голикова, что за чучело он притащил.

– Поп это… Боголюбов Петр.

– Не может быть! – рыжий человек за столом изобразил крайнюю степень изумления. – Служитель культа – и в наряде мастерового! К чему такой маскарад? Такая профанация сана? Вот братец его ко мне вчера приходил – одет по форме, сразу видно: поп. А здесь что мы видим? Мы видим, – он уставил на о. Петра холодные глаза цвета застывшей на воде ряски, – сапоги… пиджак потертый… кепку старую. Волосы, правда, длинные… борода… Так и у меня усы, – он притронулся к редким усикам на верхней, толстой и чуть вывернутой губе. – И что? Разве я поп? раввин? мулла?

– Да он в бега вдарился. И форму поменял. В портках-то, небось, ловчее, чем в этой… ну как ее…

– Ты не мучайся, – оборвал его о. Петр. – И проспись. А вы, – сказал он Гусеву, – зря устраиваете лицедейство. Я вам был нужен – я пришел. Отца отпустите. Игуменью. Вы их в залог взяли до моего появления – вот он я. Залог верните.

– Вообще-то, – Гусев откинулся на спинку кресла и пустил к потолку колечки дыма, – распоряжаюсь здесь я. Кому говорить, кому молчать, кого брать в заложники, кого отпускать – я решаю. И вам, Петр… э-э-э… Иоаннович, я советую это запомнить. Да вы садитесь, садитесь, – указал он на стул. – В ногах, как утверждает русский народ, – с едва уловимой издевкой произнес он, – правды нет. Впрочем, где она, в чем она – правда русского народа?

– Вам не понять.

– Нет, в самом деле, в чем? – продолжал Гусев, хладнокровно пропустив мимо ушей слова о. Петра. – Что-то мне приходилось слышать и читать приходилось… на севере, в ссылке, лето короткое, зато дни долгие, а зимой – длинные ночи. Время было. Народ-богоносец – ведь это, кажется, о русском народе? Редкая чушь. Да вы интереса ради загляните в нужник, где этот народ гадит. Там… Щадя, однако, ваши чувства, опускаю подробности. Ты вот что, Голиков, пока мы с дорогим гостем беседуем, позови-ка, – тут он оценивающе взглянул на о. Петра, – двух ребят… И Ваньку.

– Ваньку какого? Смирнова?

– Смирнов нам сейчас не нужен. Ты позови китайца. Он, я надеюсь, не очень пьян?

– Не очень, – ухмыльнулся Голиков, покачнулся и вышел.

– Курите, – Гусев протянул о. Петру коробку папирос. – Отменный табак!

– Не приучен.

– Скажи-ите! – Гусев удивленно вскинул рыжие брови. – А ваш братец с большим, я вам доложу, удовольствием… Мы с ним недурно поговорили за папиросами и чайком. Александр… э-э-э… Иоаннович вообще произвел на меня приятное впечатление. Он – да вы, наверно, знаете – из тех служителей культа, кто, так сказать, присягнул на верность советской власти. У него мандат именно в таком духе. Он, кстати, сообщил, что в Сангарском монастыре вы должны были навестить одного старика… Гурия… Навестили?

Отец Петр стиснул зубы. Ах, Саша, зыбкая душа! Довели тебя игры в новую церковь… Не курил ты со зверем – ты ему воскурил.

– Что ж вы молчите, дорогой мой?

– Отца отпустите, потом спрашивайте.

– Отпустить? Да пожалуйста! Сейчас этот вот с утра пьяный молодой человек к нам явится, и я ему прикажу… Беда мне с моими бойцами, – сокрушенно вздохнул Гусев. – Как в городок ваш вошли, так будто с цепи сорвались. Никакой управы. Женский монастырь штурмом взяли! Несчастного скопца прямо с колокольни… И на ограду. Жуткая смерть! – Он глотнул и с сожалением отметил, что чай остыл. А чай, как женщина, должен быть горячим – не правда ли?