– Куда?! Сидеть! Всех постреляю!
С болезненной улыбкой Шмулевич сел на место.
– Какая, собственно, разница, – пробормотал он, – сейчас меня застрелят или через полчаса…
Сын, бессловесно велел он из могилы, читай дальше.
– Йитбарах ве-йиштабах ве-йитпаар ве-йитромам, йит-насе ве-йитгадар ве-йитале ве-йитгалаль Шме де-Кудша Берих-гу… [31]
– Берих-гу, – вместо маньяна откликнулся из-под земли Шмулевич.
– …ле-эла мин коль бирата ве-ширата, тушбехата венех-мата, да-амиран бе-алма, ве-имру амен [32] , – едва сдерживая рыдания, промолвил убитый горем сын.
– Амен! – сказал заваленный тяжелым, влажным суглинком его отец.
– Йеге шлама раба мин шмая, ве-хайим алейну ве-аль коль Йисраэль, ве-имру амен! [33]– воскликнул чудесным образом явившийся из-за океана Давидик, а может быть, и спустившийся с небес Арончик, и оба они согласно совершили криа [34], причем Давидик разодрал с левой стороны, там, где билось его живое сердце, совершенно новый американский пиджак, Арончик же порвал на себе порядком истлевший и утративший первозданный белый цвет саван.
– Кое разлучение, о братие; кий плач… – не утирая бежавших по ее лицу слез, негромко пела м. Лидия.
С усилием шевеля побелевшими губами, о. Иоанн чуть слышно повторял:
– …кий плач…
– …кое рыдание в настоящем часе; приидите, убо целуйте бывшего вмале с нами: предается бо гробу, каменем покрывается, во тьму вселяется, с мертвыми погребается, и всех сродников и другов ныне разлучается… его же упокоити, Господу помолимся…
– Господу помолимся… – клоня голову, повторил старец.
Сын милый все сделал в соответствии с древним обычаем: на три шага отступив назад, он поклонился сначала влево, затем вправо, и последний поклон отдал могиле, в которую только что опустили отца.
– Осе шалом би-мромав, гу яасе шалом алейну ве-аль коль Йисраэль, ве-имру амен! [35]– И, покидая кладбище, троекратно омыл свои руки и торжественно, как самую главную и грозную клятву, произнес: – Уничтожит Он смерть навеки, и оботрет Господь слезы со всех лиц, позор народа Своего устранит Он на всей земле – ибо слово Господа это.
О, краткая наша жизнь! Ты цветок, скоро увядающий; дым, тающий в воздухе; утренняя роса, высыхающая под лучами солнца. Где ты, телесная моя красота? Юность моя, где ты? Печалюсь ли, что отдала тебя Господу? Что с молодых лет нарекла себя Христовой невестой? Что лепота моя стерлась от мýки бессонных ночей и язвы, тиранившей мою плоть? Все погибло во гробе; но со слезами припадая ко Христу, Ему говорю: слава Тебе, Господи, взявший мою жизнь в залог вечного моего спасения! Час последний. Земля меня покроет. Но из мрака могилы кричу к Небу: дозволь, Господи, принять малую часть Крестных Твоих страданий! И вместо Святого Причастия дай приобщиться к Тебе через пролитую в этом лесу мою кровь.
– Зряще мя безгласна, и бездыханна предлежаща, восплачите о мне, братие… и сестры, – прибавила игуменья свое слово к последней стихире, и о. Иоанн, кивнув, промолвил ей вслед:
– И сестры, и друзи, сродницы и знаемии: вчерашний бо день беседовах с вами, и внезапу найде на мя страшный час смертный…
Трясущимися пальцами он вдруг принялся расстегивать ворот подрясника и открытым ртом втягивать в себя прохладный лесной воздух.
– Душно… мне, – страдальчески шепнул он.
Мать Лидия обняла его за плечи.
– Батюшка! Милый! Потерпи, Христа ради… Немного осталось.
– Да тут рядом! – заорал с облучка Андрюха. – Рукой подать!
– …час смертный… – внятно проговорил о. Иоанн.
– …но приидите, вси любящии мя, и целуйте мя последним целованием…
– Да, – подтвердил старец Боголюбов, – последним .
– …Судии бо отхожду, идеже несть лицеприятия… раб бо и владыка вкупе предстоят, царь и воин, богатый и убогий в равном достоинстве… кийждо бо от своих дел или прославится, или постыдится, но прошу всех и молю непрестанно о мне молитися Христу Богу, да не низведен буду по грехам моим… – тут она запнулась на миг, смахнула слезы и продолжала, – на место мучения, но да вчинит мя, идеже свет животный…
– Вечной жизни свет… Петя! Саша! – тяжко дыша, позвал сыновей о. Иоанн. – Молитесь обо мне.
– Тпр-р-ру-у! – остановил кобылку Андрюха. – Приехали.
Исай Борухович первым вылез из телеги и помог спуститься на земь о. Иоанну.
– Ныне отпущаеши, – шептал старец, опираясь с одной стороны на руку Шмулевича, с другой – на плечо м. Лидии и маленькими шажками приближаясь к уже приготовленной для них могиле, – раба Твоего, Владыко… по глаголу Твоему… с миром… Ну вот и ладно, – вздохнул он, нетвердыми ногами становясь на кучу успевшего потемнеть песка. – А когда ж они могилку-то для нас отрыли?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу