Лия Флеминг - Девушка под сенью оливы [litres]

Райнер устроился на скамейке неподалеку от кафедрального собора, прямо напротив музея. Он уже ознакомился с экспозицией, увидел все археологические находки, полюбовался красивейшей керамикой и античными статуями. Он постарался все сделать по максимуму, чтобы забыть о последних днях своего пребывания на Крите. Сегодня здесь все иначе: сотни туристов со всех уголков мира приезжают, чтобы полюбоваться памятниками античных цивилизаций, восхититься красотой архитектурных и скульптурных шедевров, чему-то научиться у древних мастеров. Вот группа школьников с блокнотами, в которые они прямо на ходу зарисовывают самые интересные экспонаты. Глаза у них горят, им все так интересно, все хочется потрогать. Дети красиво одеты, все они ухоженные, здоровые. Ничего общего с теми нищими замарашками, которые когда-то жалобно выпрашивали у оккупантов хлеб, протягивая к ним свои исхудалые ручонки. Тем детям не довелось посидеть за школьной партой.

Вся бухта расцвечена государственными флагами. Идет неделя памяти битвы за освобождение Крита. В субботу вечером состоится торжественная церемония в самой бухте Суда. Интересно будет взглянуть на их ветеранов. Поди, такие же старики, как и он сам. Когда-то говорили, что подлецы не доживают до старости. Он мысленно улыбнулся подобной наивности. К разочарованию для всех этих романтиков, старость приходит ко всем. И к подлецам тоже. Интересно, интересно! А вдруг кто-нибудь из английских ветеранов поможет ему прояснить послевоенную судьбу медсестры из пещер?

Еще одна ужасная ночь на каменном полу, в давке, в духоте, в зловонии, от которого передохли бы даже крысы. Тюрьма была забита до отказа. Судя по всему, депортации подлежали не только евреи и партизаны, но и военнопленные, которые все еще находились на острове. Говорили, что за всеми ними пришлют большой пароход.

А между тем охранники умело сортировали узников на отдельные группы. Пенни лишь мельком увидела евреев и поразилась обреченности на их лицах. Все смирились с неизбежным, никто не пытался протестовать. Ее собственная попытка окончилась лишь синяком под глазом. Потом шепотом из уст в уста стали передавать потрясающую новость: союзники наконец высадились во Франции. Неужели война действительно близится к своему завершению и свобода близка?

К вечеру за ними снова пришли грузовики, и конвой медленно тронулся в сторону порта. Как замечательно было увидеть необъятную морскую гладь, вдохнуть свежий морской воздух. В душе снова затеплилась надежда – и тут же угасла, стоило Пенни взглянуть на судно, которым их будут транспортировать на Большую землю. Крохотный пароходик с одной закопченной трубой, из которой валил густой дым. Самое настоящее корыто. И куда же они собираются затолкать всю эту кучу народа? Повсюду в гавани были видны следы недавних бомбежек: остовы обгорелых кораблей, круги мазута на воде.

Впрочем, времени на разглядывание не было. Всех заключенных выстроили в один ряд, и началась посадка с обязательной сверкой документов и уже привычным подсчетом общего числа узников. Да, еще ни разу в жизни она не отправлялась в путешествие под прицелом автоматов. «Смелость, смелость и еще раз смелость», – меланхолично повторила она по-французски известные слова Дантона. Завтра утром она снова увидит Афины. А куда потом?

Райнер стоял на палубе и наблюдал за тем, что происходит внизу. Пароход старый, развалюха, да и только. Удивительно, как он вообще уцелел во время последней ночной бомбежки. На таких стареньких, давно уже отработавших свой век судах обычно перевозят солдат. В качестве сопровождения – два парусника с пушками на борту. Что ж, если им повезет, то завтра утром они уже будут в Афинах.

Началась посадка заключенных. Райнер видел, что помимо депортируемых евреев везут еще и большую группу военнопленных, главным образом итальянцев. Особняком держалась небольшая кучка гражданских, видно из числа партизан или сочувствующих им. В общей сложности человек четыреста, если не больше. Куда же они затолкают всех этих бедолаг, подумал он почти сочувственно. Ведь трюм совсем небольшой. А в очереди – дети, старики, много женщин. В эту минуту взгляд его упал на одну из них, и он с ужасом узнал в высокой, много выше остальных, женщине свою медсестру. Светлые волосы, заплетенные в косу, издали были похожи на толстую веревку. Он замер, не в силах отвести от нее глаз.