Лия Флеминг - Девушка под сенью оливы [litres]

Пенни вглядывалась в лица своих подруг по несчастью. С какой тоской они смотрят на дорогу. Быть может, все эти женщины видят свой любимый остров в последний раз. А кто оплачет ее уход из этой жизни? Разве что Брюс с Йоландой, если они еще живы. Впрочем, Брюс превратился для нее уже в почти миф. Прошло ведь столько времени с момента их последней встречи. Где он? Что с ним? Наверняка, как всегда, в гуще событий, ведет свой праведный бой с врагом не на жизнь, а на смерть. Мысль о Брюсе согревала душу и примиряла с неизбежным. «Тебе некого винить, – размышляла она, переполняемая необъяснимым чувством гордости за собственную судьбу. – Ты сама выбрала свой жребий, сама распорядилась своей жизнью, так будь же готова достойно встретить и ее конец».

Пенни только пыталась делать то, чему меня учили, и она будет это делать несмотря ни на что. Ее профессия даст ей силы выжить, сделает жизнь осмысленной, позволит даже в это страшное время сохранить достоинство и честь. Она представитель Красного Креста, и если после всего, что выпало ей на долю, ей суждено выжить, то остаток своей жизни она посвятит борьбе за то, чтобы никто и никогда больше не испытал тех ужасов, которые пережили они.

Райнер не стал тянуть с отъездом. Прощание с однополчанами и подчиненными было скорым, и спешка была вполне понятной. Все понимали, что во Франции вот-вот откроется второй фронт. Ясно было также и то, что союзники, многократно усиленные мощью американской армии, быстро вынудят Францию капитулировать. Об этом предпочитали не рассуждать вслух, но сосредоточенные, серьезные лица офицеров были красноречивее всяких слов. Согласно приказу Райнер должен был отвезти свои документы в штаб на виллу Ариадна, после чего первым же судном отправиться из Ираклиона в Пиргос.

Все последние дни Райнер пытался отыскать хоть какой-то повод, чтобы пожалеть о столь скоропалительном решении, искал и не находил. Разве он повел себя подло и трусливо? Бросил товарищей и убежал с поля боя? Напротив! Трусливо было бы оставаться здесь и дольше. Сидеть сложа руки в тепле и комфорте, ожидая неминуемой развязки.

Все последние дни он не переставая думал о медсестре из пещер . Он знал, что арестованных уже вывезли из тюрьмы под конвоем. В сущности, ему больше не было дела до всех этих обреченных на верную смерть людей. Но ведь недаром говорят, что все зло в мире происходит только потому, что хорошие люди поворачиваются к злу спиной и стараются ни во что не вмешиваться. Печально наблюдать за собой со стороны. Несколько лет, проведенных на Крите, сделали его черствым и бездушным эгоистом. Жертвы среди гражданского населения его вообще перестали трогать. Главное, о чем он пекся всегда, – это безопасность его солдат. А сейчас вот он бросает и их.

Ходили слухи о том, что очень скоро Ханью превратят в неприступную крепость, отгородят от остального острова железным кольцом дзотов, а если случится худшее, то гарнизон будет обороняться до последнего. Нет, все же хорошо, что он уезжает. И будь что будет.

В порт его везли в сопровождении вооруженной охраны. Передвигаться по дорогам острова без конвоя стало опасным. Конечно, лучше было бы отправляться в путь из бухты Суда, но вражеские подлодки атаковали там корабли, стоявшие на рейде. Несколько кораблей затонуло, перекрыв выход в море. Всю ночь накануне отплытия Райнер пропьянствовал в портовой таверне неподалеку от виллы Ариадна в компании других офицеров. Те рассказывали ему о бесконечных военно-полевых судах, трибуналах, отставках и понижениях по службе, которые последовали после похищения Крейпе. Но все хитросплетения местной политики уже мало занимали его. Скорее бы на фронт, думал он, туда, где еще сохранилось настоящее фронтовое братство и где люди просто выполняют свой военный долг, и ничего более.

– Между прочим, ты плывешь в Афины в веселенькой компании! – развязано пошутил один из его собутыльников. – Правда, все решено! Но тебе скажу по большому секрету.

Райнер посмотрел на него непонимающим взглядом.

– На твоем судне перевозят евреев. Много, несколько тысяч! Их потом всех отправят в Аушвиц.

– Откуда ты взял эти тысячи? – удивился Райнер, чувствуя, как все внутри у него напряглось. – Их здесь от силы было несколько сотен.

– О, один еврей – это уже тысяча! – пьяно расхохотался офицер и залпом осушил кружку пива.

Райнер промолчал. А какой смысл вступать в полемику с пьяным? Итак, рок идет за ним по пятам. Даже покинуть этот проклятый остров ему не удастся как другим: спокойно и без излишних эмоций. Или он всерьез полагает, что его судьба каким-то странным образом связана с судьбой этих евреев?