Сергей Минаев - The ТЁЛКИ два года спустя, или Videoты

– Жаль! – Она опускает глаза.

– Угу. – Я отвожу взгляд в сторону и залипаю.

– Почему ты замолчал? – тихо спрашивает она после долгой паузы. – Любуешься Москвой? Я тоже обожаю этот город. В нем есть что-то такое...

– Ага, – киваю я.

Но я не любуюсь нашим потрясающим городом. Я вспоминаю Питер. И думаю о том, что у меня – как у сапера. Оплошность может быть только одна. И сразу вот такой взрыв эмоций. Кемер. Новый проект. Потом поедем с мамой знакомиться... Чертова марка! Чертов Попов! Пусть дискотечный бог тебя накажет! Обречет на вечные муки! Например, каждое утро у тебя на тумбочке будет лежать новый грамм кокаина, который НЕ ВСТАВЛЯЕТ!

– Я принесла тебе то, что ты просил в самолете. – Она достает из сумки и передвигает по поверхности стола компакт-диск.

– А! – вспоминаю я, из-за чего целый час терплю ее общество. – Бэкстейджи Хижняка?

– Ага.

– Дай я тебя поцелую!

– Немного же тебе нужно для поцелуя. – Она кривит рот.

– Если речь о тебе, то вообще ничего.

Мы целуемся. Потом еще какое-то время обсуждаем предстоящий корпоратив, возможный совместный проект, какие все кругом бездарности и мудаки, как надоел кризис и какие он открывает для всех возможности. Потом Даша смотрит на часы. Уходить ей явно не хочется, но, видимо, есть что-то важное.

– Я так хочу посидеть с тобой еще полчасика!

– Я тоже, – смотрю на нее преданными глазами.

– Но мне надо бежать. – Она касается пальцами вазы с цветами. – Ты что сегодня вечером делаешь?

– Он уже наступил. Сейчас еду обратно в павильон, на съемки.

– А потом?

– А потом, думаю, будет уже завтра.

– Позвонишь мне?

– Конечно, – смотрю на нее и думаю: неужели она так хорошо научилась играть во время охоты на объект? Или правда влюбилась?

Когда она уходит, послав мне воздушный поцелуй, я еще долго сижу и верчу в руках компакт-диск. В понедельник я выложу это в сеть, и карьера Хижняка закончится. Очередной объект ненависти испарится, и... и что дальше? Чем ты будешь жить на работе, Андрюша? Сегодня ты еще движим конкурентной злобой, а завтра все это превратится в рутинную апатию. Минус еще одна эмоция. Но он повел себя на моем месте так же. Мог бы что-то еще более мерзкое придумать, да, видно, не успел. Здесь такие правила, чувак. Москва – это пирамида, на каждом уровне которой каждый пытается сбросить вниз остальных. Чтобы, оставшись одному, тупо сесть на задницу, осмотреться и сказать самому себе: «Какие же все там, внизу, бездарности!». Дальше вверх никто лезть не будет. Каждый удовольствуется ролью звезды микрорайона. «Я тоже обожаю этот город», – вспоминаю Дашины слова, глядя на компактдиск. А я – нет...

Я больше не говорю о том, что Москва меня раздражает. Нервирует, бесит, доводит до отчаяния. Кажется, за последний год я даже ни разу не сказал, что ненавижу этот город. Потому что все вышеперечисленное – слишком сильные эмоции, а Москва у меня их не вызывает. Здесь нет цветов – только оттенки, здесь глаза случайных прохожих – незапоминающиеся, а девичьи лица – стандартно симпатичные, как у бабы на крышке сыра «Виола». Самая распространенная фраза в телефонных разговорах – «я тебе перезвоню». С нее начинают, ею заканчивают, с ее помощью, видимо, говорят.

Одна характеристика всему этому: утомительно. Все утомительно. Если до кризиса одни люди жили, а другие выживали, то сегодня кажется, что они все отбывают срок. Нефтяной Посейдон довел свои волны до пика и разом пустил их в отлив. И вода благоденствия, схлынув, не обнаружила ни одного выступающего рифа, ни одного осколка скалы, ни даже камня размером больше обычного. Остался среднестатистический песок посредственности. Где все эти дико талантливые интернет-музыканты, манерные педики-дизайнеры, продюсеры с безумными глазами, щенки из бизнесшкол с инвестиционными портфелями, томные галеристы и колонны вышедших на IPO «форбсов»? Тех, кого еще вчера смотрели, слушали и читали за деньги, сегодня не хотят даже бесплатно. Нет ни одного события, вспоминая которое можно сказать: «нихуя себе!», «если б не кризис, он бы...» и т. д. Оказалось, что не построено ни черта, а в некоторых сферах и того меньше. Ни в культурке, ни в бизнеске нет ничего такого, что можно было бы назвать символом нулевых. Пытаешься вспомнить – и только муть перед глазами, как в сломанном телевизоре.

Но бог с ним, со вчера. Казалось бы – сегодня пришло время воспользоваться случаем, приготовиться к прыжку, сделать что-то другое (я не говорю новое , потому что все новое лежит в зоне «сом», а именно другое). И ничего не происходит. Одни ходят со снурыми лицами, другие – с этой вечной претензией на лице, какая бывает у вчерашних провинциалов, третьи просто забывают лица дома, выходя на улицу. Кругом потрясающая импотенция, глаза, состоящие из одних белков, и холодные руки. И только челюсти – жвалкжвалк. Во всем городе. В каждой гребаной подворотне. В каждой сраной квартире. Весь город превратился в одного толстожопого телезрителя, приросшего к каменному дивану и сипящему вечным похмельем: «А сёня чё по ящику?»