Сергей Минаев - The ТЁЛКИ два года спустя, или Videoты

– Знаешь, братик, – начинаю я спокойно, – говоря о разнице. Мы сидим в почти одинаковых квартирах. Я в занюханной Гааге, а ты в лучшем городе земли. Мы оба курим марихуану, которую тебе как режиссеру модного канала наверняка привозит домой дилер на глухо тонированном джипе, а я как корреспондент местечкового ТВ покупаю ее сам, в маленьком кафе-шопе на Beelkaan. Но ты при этом куришь говно, а я «Шиву», и это та самая разница, Антон! Она в качестве. Квалитаат, как говорят местные. Потом я выхожу из дома, еду пятнадцать минут на велосипеде и вижу море. А что видишь ты, брат? Солнце наших общих побед? Вот в этом и разница! Так и с ТВ, брат, так и с ТВ. – Я выпускаю клуб ядовито-зеленого дыма и откидываюсь на кресле, весьма довольный собой.

– Я вижу идиота, – сухо замечает Антон. – Идиота, который скоро превратится в овощ.

– И только одно не дает мне превратиться, Антон, это твоя насыщенная жизнь. У меня голова идет кругом, Антон, от предвкушения, кого и из-за чего ты бросишь на следующей неделе. Будет ли это Светка? Или Танька? Или Петька, в конце концов? Я не вернусь, братик! Я не хочу в вашу интересную, чумовую и прогрессивную жизнь.

– Ты мудак, Андрей, мне очень жаль того чувака, которого я когда-то знал. Ты полный мудак...

– Я тоже люблю тебя, – говорю я и отключаюсь.

После разговора с Антоном я долго еще таращился в телевизор, переключая подряд все программы ночного вещания Первого и Второго российских каналов. Новости, сериалы, ток-шоу, посвященное проблемам моды и стиля с главной героиней из Нечерноземья, опять новости. Я пытался доказать самому себе, что мне не надо ТУДА. Мне не стоит возвращаться. Там проблемы, которые меня не касаются, там люди, которые мне неинтересны, там обстоятельства, в которые я не хочу попадать никоим образом. И все это приправлено херовыми спецэффектами, лажовой музыкой, плохими декорациями. Одним словом – там по-прежнему КАК-ТО СЛОЖНО ВСЕ.

Я поставил жизнь на реверс. Это было два года назад. Теперь то время ассоциируется у меня с туалетом фешенебельного клуба. Вокруг мрамор, огромные зеркала, дорогая парфюмерия, одежда, которая будет модной только завтра, деньги, которые появлялись из ниоткуда и исчезали в никуда, проникновенные беседы до утра, круговорот девчонок, которые входят и выходят, сантехника причудливой формы. И ты сидишь на троне, с закрытыми глазами, понимая, что по стилю жизни ты либо арабский шейх, наследник нефтяной империи, либо модный промоутер, и непонятно, что важнее. В любом случае, весь мир у тебя под ногами. Но потом веки непроизвольно дергаются, ты открываешь глаза и понимаешь, что сидишь все-таки в туалете, а внизу, под тобой, все-таки дерьмо.

Колумнист, светский хроникер, ресторанный обозреватель, обожаем женщинами и дилерами. Дружен с олигархами и селебритиз. Мне двадцать семь, и кажется, что самое интересное впереди, хотя уже в тот момент я был в центре мироздания. Но самое интересное не замедлило случиться. Будто кто-то сказал: «Стоп! Снято! Эпизод закончен, снимаем костюмы, достаем бутерброды». Хорошо хоть не «снимаем пиджаки, достаем табельное», могло бы выйти и так. Рита, Лена, кошмар ожидания анализов, fuck up на том гребаном корпоративе, погоня, какие-то быки, поезд, взрывы. Бррр... дешевый, но очень опасный триллер. И потом призрак из прошлого. Каменный, сука, гость... мумия вернулась...

Не знаю, каким образом отец нашел тогда номер моего телефона. Возможно, это было чудо, хотя что-то подсказывает мне, что чудотворцы теперь все сплошь с ксивами ФСО. Через три дня я впервые в жизни летел на частном джете и в моей бедной голове все играл и играл « This is Hardcore» . Когда-то я думал, что мой первый полет на джете будет совмещен с концертом в воздухе, как у Джамирокуая, теперь же я летел, как бегущий от властей аферист среднего пошиба, и думал о невероятной женской мстительности, коварстве и изобретательности, которой могли позавидовать голливудские сценаристы, строители оффшорных схем и сотрудники спецслужб (теперь я понимаю, что все это одни и те же люди). Я был загнан, раздавлен, унижен и до смерти напуган.

Потом был аэропорт Скипхол, улыбчивые и немногословные люди в смешных свитерах, связанных крупными косами, которые посадили меня в микроавтобус и увезли в загородный дом. Пару недель домашнего ареста, приезд отца, трехдневное чтение морали с непременным «ты меня подставил», «я с серьезными людьми поругался», «ты идиот, впрочем, я всегда это знал», «ты полагаешь, что мне, серьезному интеллигентному человеку с двумя высшими образованиями (откуда взялось второе, не представляю) доставляет эстетическое удовольствие находиться в запутанном дискурсе тяжелых рамсов с такими козлами, как (далее нецензурно)... Дада. „В запутанном дискурсе“. Именно так он и сказал. Но потом случилось долгожданное: „ты все-таки мой сын“ (опять нецензурно), „хотя все это и плоды воспитания твоей мамы“ (далее почти все сплошь нецензурно). В общем, из всего изложенного отцом я понял, что если и есть какой капитал, неподвластный инфляциям и обесцениванию, то это не бумаги компании „Шелл“ или „Роснефти“, это не связи с семьей Ротшильдов. Это статус сына моего отца. Короче, я был прощен условно-досрочно и оставлен в Голландии.