Исаак Шапиро - Черемош (сборник)

Значит, краем уха касался моих слов, значит, какая-то пружинка дрогнула…

Но вслух возражаю:

– Нет. Насчет цирка – это для Петьки Тикана, он пудовыми гирями крестится. А у меня уже плешь… слабак…

Мент провел ладонью по бобрику.

– Ничего, лысый – тоже хорошо, за волосья таскать не будут. Скажи, а почему молчал про след от клея? Вон тот, белый. Его и незрячему видно.

Пришлось правду сказать:

– Держал как козырь.

– Ладно, – говорит, – праздник кончился. Вали домой, мыслитель.

И выписал пропуск.

При выходе из управления, на проходной Федору отдали документы, ключи и прочие вещички.

А перцовку не вернули.

Еще когда следователь выписывал пропуск, у Федора затеплилась надежда: только выйду – глотну, освежусь… И вдруг – облом. Это же надо…

Федор пытался дежурному втолковать: была бутылка, своими руками дал, не распечатана. Но тот устало разъяснил: не положено.

– Где не положена? – настаивал Федор.

– Не положено выносить спиртное.

Ладно. Гиблые разговоры. Не стоит собачиться. Федор откозырял и скорым шагом прочь от серой домины в живые улицы.

Там настойчиво звенькали трамваи, пугали задумчивых прохожих. Солнце уже кончало дневную смену, коснулось крыш.

Беременная, поддерживая живот, не глядя, перебегала дорогу наперерез машинам. Дура баба, могут так шмякнуть – глаза будешь искать на тротуаре.

В глубине деревьев базарили воробьи.

А граждане мельтешат по магазинам, изучают витрины, ловят такси или скучают на скамейках. Не знают, братцы, что это лафа – шататься по городу где вздумается, и руки не надо, по приказу, держать за спиной. Хочешь в парк? Пожалуйте, дыши природой. В бильярд хочешь? – Никаких препон. Тянет на пиво? Если в кармане звенит – твое право. Это и есть вольная воля.

Из открытой булочной сладковато веяло сдобой. Благо, в кошельке осталась мелочь. Федор отгреб продавщице сколько положено и выбрал остроносый хлебец. Горчичным пахнет.

На ходу отщипывал от горбушки кусманчик и улыбался: хлеб свободы!

Пройти мимо Сашкиного дома и не потешить дружка своим приключением Федор не мог.

Дверь открыла Полина. Засветилась удивленной улыбкой. В прихожей приложила палец к губам, прошептала:

– У них там совет. Принимают решение… Я рада, что вы здесь! Вам будет интересно послушать. Постойте…

Она вернулась в комнату, оставив дверь приоткрытой. Федор привалился к косяку, чтоб лучше слышать.

Голос был Васи Бойчука:

– …Нет, ерунда, это не подходит. Надо что-нибудь сногсшибательное, чтоб у них поджилки тряслись! Есть знакомый повар в воинской части. Он для меня что хочешь вынесет.

Сашка засмеялся:

– Вынесет кашу?

– Слушай сюда: он принесет дымовую шашку. Вечером бросаем в окно. У них – переполох, паника… А мы – случайно рядом. Помогаем органам. Ясно? И Федя – вольная птица.

– Ты б еще бомбу туда фуганул. Повар принесет, – заговорил Петро.

– Нет, братцы, только я умею с ними толковать.

– Сашка, да кто тебя станет слушать?! Бывший зэк пришел защищать будущего зэка.

– Петро прав: ты, Сашка, – не тот вариант. Надо устроить пожар…

– Вася, сгинь! Посажу в холодильник …

Федор не стал больше ждать, появился в дверях с огрызком хлеба в руке.

– Федос!.. Ты?

– Почти я.

Потом за круглым столом отхлебывали чай с вишневым вареньем и улыбались. Бисквит не трогали. Говорили мало. Наконец Федор насытился чаем.

– Ну давай, не томи: как было?

Федор хмыкнул:

– Как в сказке. Был заключенным. Обещали припаять «червонец». Считали диверсантом, врагом народа, убийцей. Труп на меня вешали, – и все это за два дня.

За столом молчали.

Петро не выдержал, в голосе – досада:

– Ты, Федя, конечно, герой. Но не гони. По порядку, тихим ходом. С самого начала. Мы не торопимся.

И Федор не спеша, дотошно повел отчет: как вернулся к Павлычу, перцовку принес, а там два неизвестных с красными корочками…

– …В кабинете – следователь в штатском. Все вопросы у него скользкие: где, что да откуда ноги растут? Васей интересовался: что за личность? Про Сашку, конечно, спрашивал. А тебя, Петро, не трогал. Следователь – нормальный пацан. Только, два глаза для него – роскошь. Называл меня по имени-отчеству и смешивал с говном. Простите, Полина.

Полина расставляла блюдца. На столе высокая ваза держала в себе гроздья темного муската, хурму, брюхатые груши.

Но хлопцы неотрывно слушали дружка.

Федор в усладу корешам красочно расписывал событие, продолжал разматывать нить своей истории: какие догадки строил, пока сидел в камере, чтоб понять причину ареста. Переворошил в памяти все передряги, все драки и досадные факты с начала морской службы в Одессе – до бильярда на прошлой неделе.