Владимир Маканин - Ночь… Запятая… Ночь

Она опять на минуту онемела; не девочка, а вот ведь какой закружил в голове хмель. Незнакомец, назвавшийся Валентином, докурил и, шагнув ближе, опять взял ее лицо в руки. Она сидела на невысоком табурете, и Валентин очень естественным движением тоже опустился, чтобы с ней вровень. (Присел на корточки, заглядывая ей в глаза.)

Так получилось. Они оба поднялись разом, и он простым жестом, с той же неменяющейся улыбкой указал ей на постель. На ее постель.

– Конечно, если человек хороший, симпатичный мне… Я что же? Если по-хорошему, я навстречу… Ясно! – рассуждала теперь вслух (его словами) Зинаида.

Заторопилась она, когда выдвинула на расширение диван-подушки. Но заодно, разбирая постель, быстренько сменила простыни на те, что из лучшего ее комплекта.

– Я, конечно… Если познакомились и по-хорошему. Если без зла, – повторяла она слова мужчины, с радостью совпадая с ним уже окончательно, духом, телом и помыслами.

Когда обернулась, он стоял совсем нагой. Ждал. Она глянула и – низом же – стыдливо отвела глаза.

Он и спешить не спешил, однако же заметно опередил ее – Зина оказалась стоящей с ним рядом и ненужно одетой. Быстро-быстро все с себя посбрасывала и, крепкая, как дубок, забралась в постель, поближе к стенке. Давая ему место и говоря:

– Свет-то не погасил.

– Не надо гасить. Все колдовство, вся магия любви сейчас в неярком свете.

– Магия?

– Ну да.

Лежа рядом, он поднял руку.

– Вот смотри: кольцо.

На его длинном мизинце поблескивало колечко желтого металла.

Зинаида почувствовала, как под сердцем стало страшновато. Непонятно с чего.

– Погаси свет, – попросила неуверенно.

– Нет.

Он снял кольцо со своего мизинца и надел на ее толстенький указательный палец. Потом снял. Надел – снял. Потом сказал – надень-ка сама.

Не дыша, она тихо спросила:

– Зачем? Это магия?

Она даже не очень поняла, как это он к ней сбоку тихо пристроился. Так получилось. В ту самую секунду, когда она устроила кольцо на свой указательный, мужчина тепло и чувствительно вошел в нее. “Ох!” – выдохнула она от неожиданности, хотя только этого и ждала.

Он не ответил, в этом ли вся его магия, смолчал. И так же молча, деликатно подыгрывая ему телом, Зинаида подумала, что уже сейчас как хорошо, а магическая любовь еще, возможно, вся впереди.

“Ох…”

Она и всегда уставала по первому разу. В расслабленности… А потом… Ей хотелось, чтобы он говорил… все равно о чем. Рассказал ей что-нибудь о других своих романах. Или просто лежать и лежать, остывая с ним рядышком. С таким горячим.

Встрепенувшись, она все-таки вспомнила, что мужчина ведь тоже устал. Чашку бы чая ему покрепче… Поставить на огонь чайник… У нее есть шоколадка.

Встала, обернувшись наспех простыней.

Она шла к плите, ее качала звенящая в голове истома. А ведь только самое начало. Хорошо-о! И полезно… Как-никак, она здоровая женщина; полезно же иногда с крепким мужчиной поспать.

– Тебе хорошо? – спросила.

Но он не услышал. Задумался.

А она знакомо млела, пребывая в счастливом, как бы пьяном дурмане. Как?… Как это все с ней случилось?… Такая удача. Хотя день на улицах был изначально совсем плохой. Стреляли. И позже еще стреляли… Менты бегали, орали, как сумасшедшие. А вот и тишина…

И словно напоминая о страшноватом дне, тишину уже устоявшейся ночи прорезала отдельная автоматная очередь.

– Слышал? – спросила.

– Да.

– Нам хорошо. А на улицах стреляют. Люди, может, гибнут…

И вот тут, такая сейчас счастливая, Зинаида зарыдала, чувствительная к чужим бедам и к чужой боли. Всхлипывая, она размазывала слезы и говорила взахлеб:

– А ты в телевизоре… в “ящике” видел?… Какие танки – ты видел?… У Белого дома… Снаряд, сказали, если пролетает стену дома насквозь, то уже внутри, где люди, разрывается… Внутри-и-и… – Зинаида всхлипнула и даже взвыла легонько. – И-и-ии!… Наши от наших же гибнут!

Он отер ей слезы.

Утешая, Валентин вместе с тем говорил ей нечто важное: наш мир полон крови, мир полон оружия. Мир забыт Богом.

– …Ни правительство, ни вояки, ни политики, ни менты, никто ни хрена не может. Они, Зина, только болтают. Они сами жертвы. С кровью, с льющейся на улицах кровью может справиться только дух… духовность как самое высокое, высшее колдовство.

– Магия? – Зинаида всхлипнула, прислушиваясь.

– Если хочешь – магия. Духовность. Люди, которые этой высокой духовности служат…

– И ты? – спросила она, замерев.

– И я.