Голованов - айный язык птиц

– Да, да… – кивает головой немец.

Алексей отходит, чтобы помочь притащить в лодку два ящика с едой.

– Это куда? Так: Андрей с камерой на носу, я следом, Миша со звуком следом. Брайан! Ты будешь сидеть на этом ящике и молчать, потому что прямо рядом с тобой – Миша. На моторе сзади – Николай Иванович.

– По-моему, это трудно – сыграть музыку так, как поют птицы, – оборачивается к Николаю Ивановичу немец.

– Раньше я слушал только записи орнитологов, – сознается Николай Иванович. – В жизни не встречал музыканта, которому бы пришло в голову такое. Но они милые ребята, хотя и абсолютно сумасшедшие…

– Это очень хорошо, – говорит немец. – Я боялся – какой-нибудь коммерческий проект.

– Нет, все чисто: настоящие сумасшедшие.

– Good luck!

– Спасибо. Вам тоже удачи. Сфотографируйте филина – и у вас будет один из самых редких снимков в Европе. Попросите Степу. Он знает, где филин сидит днем. Подходите, выключив мотор. Просто плывите мимо, как бревно. Я так делал сто раз. Он будет от вас в трех метрах.

Николай Иванович садится в лодку, заводит мотор, медленно разворачивается в узком русле и тихонько наддает газку, пуская лодку вниз по течению. Ребята рассаживаются. Внезапно с ветки обгорелого дерева делает медленный шаг огромная птица.

– Андрей, снимай! – вскрикивает Алексей.

Тот срывает крышечку с объектива, пытается поймать птицу в глазок, но за это время она, сделав два мощных маха крыльями, уходит за кулису молодой зелени на той стороне протоки.

– Кто это? – спрашивает Алексей Николая Ивановича.

– Белохвостый орлан.

– А как он кричит?

– Да он на самом деле почти никогда не кричит. Я всего несколько раз в жизни слышал, около гнезда. Обычный высокий вскрик, как у всякого хищника. Когда беспокится: ки-и, ки-и!

– Натурально у вас получается!

Ребята не успевают переваривать впечатления:

– А вон, под деревом, у воды…

– Колпица, род цапли.

– Она тоже не кричит?

– Она прячется.

– Андрюха, ты снял?

– Снял.

– Снимай все! Это базовый материал, для памяти.

Николай Иванович:

– Сейчас выйдем на раскаты, я заглушу мотор, и вы попишете. Если уж вам нужен базовый материал. Как раз моряна дует – навалит птицы, крика, гогота будет! Пиши что хочешь. Надо – подойдем поближе.

Они действительно идут рекой, но потом река не то чтобы делается шире, просто суши становится меньше, а затем и вовсе не остается, кроме камышовых крепей, похожих на острова, залитые мелкой водой, а после лодка вылетает на эти самые «раскаты» – где берегов уже нет, река «раскатилась» и повсюду – вода и птицы, бесконечное количество, в тростниках, вблизи, вдалеке… Взлетают и садятся стаи. Стоит неумолчный гомон, и за последней стеной камыша уже мерещится море…

– Все звуки надо записать: как они взлетают с воды, как тростники шумят… Может, с тростника начнем?

– Смотрите, цапли!

– Тихо!

– …

– Они тоже молчат.

– Потерпите, всякая птица свое слово скажет, – говорит Николай Иванович. – Подойдем к гнездовьям – они вас не только оборут, но и обгадят, предупреждаю.

– Брайан, – хлопает друга по плечу Алексей. – Ты один без капюшона. Может, тебе шапку дать?

– Дай.

Дает свою бейсболку.

Вдруг впереди, по ходу лодки, начинают удирать какие-то маленькие утки. Они смешно бегут по воде, отталкиваясь лапками и крыльями. Получается звук, как будто они бегут босиком по лужам.

– Стоп! – командует Алексей. – Вот это пишем. Если заглушим мотор и пойдем на веслах, они побегут?

– Побегут.

– Тогда приготовились. Николай Иваныч, глуши мотор! Звук!

Миша:

– Тихо! Я записываю!

Они далеко забираются в птичий мир. Андрей снимает то общие планы – цапель, стоящих у стены камыша, уток и лебедей, громадными стаями кормящихся на мелких местах, чаек, сотнями срывающихся с отмели, то, наоборот, «крупняки»: овсяночку-ремеза, пикающую из своей сплетенной из травы «рукавички», ныряющих за рыбешкой зимородков, варакушку – птичку, превосходно выводящую соловьиные трели, жадно заглатывающих рыбью мелочь пеликанов… Разных, в общем, птиц – поющих, летящих, сидящих на гнездах. Без единого человеческого звука. Ну, может, лодка скрипнет или шепот: «Я чувствую. Это получится. Если бы Гарик был с нами, он бы вложил бы в эти паузы свое железо и отсюда бы как раз пошли вибрации…»

Потом, когда многое уже снято и записано, они вновь оказываются на раскатах. Их разрывает от впечатлений. Они громко говорят, хохочут, кто-то курит.