Лео Яковлев - Чёт и нечёт

Потом пришел сосед-грузин, достал из-под кровати канистру с виноградной водкой и какой-то свирепый по уровню заперченности грузинский закус, и Ли с ним выпил за упокой души бравого маршала, за жизнь и за любовь, поскольку грузин увидел на подушке Ли забытую Ириной шпильку для волос. Сам он ждал женщину через полчаса и предложил Ли воспользоваться его билетом в Большой театр. Как пишут в официальных колонках газет, предложение было с благодарностью принято. Давали «Щелкунчика», а в нем Ли души не чаял.

Больше Ли с Ириной не встречались. Даже ее телефоны перестали отвечать, будто поняли, что их функция выполнена. Но этот сумбурный прощальный день Ли потом часто вспоминал, иногда с грустью, как и все, что ушло безвозвратно вместе с молодостью и жизнью, иногда с улыбкой, особенно когда в обращении появился псевдофранцузский анекдот, в котором одна француженка говорит другой:

— Представляешь, Жан, мой муж, умер тогда, когда я уже не могла отменить свою встречу с этим русским. Но он, узнав о смерти моего мужа, надел черные плавки, поставил грустную пластинку и делал все, что требовалось в постели, так медленно и так печально…

На что ее приятельница заметила:

— Подумать только: варвар, а столько такта!

Томление духа, вызванное мариупольским путешествием, и поглотившая Ли после возвращения домой суета сует долгое время не предоставляли ему возможности спокойно обдумать происшедшее и разобраться в нем. Лишь когда все немного устоялось, и опять серым однообразным потоком потекли студенческие будни, Ли попытался осмыслить события минувшего лета.

Отправной же точкой к этим его размышлениям стало минутное, никем не замеченное переживание. Однажды, когда Ли пешком возвращался из института в свое предместье, он задержался на мосту через привокзальный веер железнодорожных путей, заглядевшись на бегущие поезда.

И тут он снова вспомнил себя на еще большей высоте над железнодорожными путями и причалом. Вспомнил начало своего, казалось, уже неминуемого падения вниз, прерванного вмешательством Хранителей его Судьбы. Воспоминание оказалось настолько острым, что Ли отшатнулся от перил моста.

В разные веселые и грустные моменты его жизни это предсмертное ощущение еще будет возвращаться к нему, напоминая, как звонок будильника, о времени, отвоеванном у небытия. А тогда, на мосту над платформами, заполненными людьми, находящимися в хаотическом и бестолковом движении, Ли впервые после путешествия в Мариуполь попытался установить причинно-следственные связи в том, что произошло там, на краю земли.

Неслучайность этих недавних событий обнаруживалась еще на самых дальних подступах к такому анализу. Например, уже за несколько лет до поступления Ли в институт мариупольские адреса перестали появляться среди объектов, предлагавшихся для производственной практики, и возобновление этого предложения пришлось как раз на тот год, когда Ли предстоял его первый выход на стройку. Вполне естественно Хранители его Судьбы даже не сомневались, что из любого, самого длинного списка предлагаемых мест практики Ли безусловно выбрал бы Мариуполь в память о молодых Лео и Исане — так уж был он устроен, и так оно и случилось.

Удивительным было и направление практикантов на специализированный участок, занимавшийся монтажом металлических конструкций, поскольку таких назначений вообще никогда прежде не бывало. Ну, а дальнейшая корректировка событий больших усилий от Хранителей его Судьбы не требовала: гастрольные планы Вольфа Мессинга были, конечно, известны заранее и пересечение путей его и Ли легко было рассчитать. Правда, чтобы затащить Ли на его «опыты» потребовалась Ирина с ее настойчивостью, ну а чтобы Ли попал на кран и остался там один на один с несущим ему смерть свежим мариупольским ветром, уже пытавшимся почти за четверть века до этого убить Исану, было достаточно его, Ли, личной встречи с вечно орущим монтажным начальником.

Убедившись в том, что это путешествие в Мариуполь было совершено по воле Хранителей его Судьбы, Ли еще раз стал перебирать в памяти абсолютно все мариупольские происшествия, чтобы не упустить какой-нибудь Их знак , и нашел: Мариуполь в то лето был единственным крупным городом в империи, где наблюдалось полное солнечное затмение.