Леонид Яковлев - Я – имею отношенье…

Леонид Яковлев

Он,
Как Лев – поборник Красоты.
Порой парадоксальной, впрочем:
В подземке смрадной мрачной ночью
Он сыщет чудные цветы
В узорах ржавчины, в разводах
На лужах пятен нефтяных,
В облезшей штукатурке сводов
И стенах грязных и сырых.

Во всем Природа – знать, творенье
Благой Божественной руки,
Усатой крысе в умиленье
Готов он посвятить стихи.

Но покидая мир Бодлера,
Упав в цветы и зеленя,
Он внемлет сини атмосферы
При свете солнечного дня.

Засим я Вас и поздравляю,
Дерзайте волею планид
Бороться (правда, с чем? – не знаю),
Как царь спартанский Леонид.

Тяжелых туч
провисло полотно,
Холст серый
голубым зигзагом треснул,
И дождь пошел на нас —
почти войной,
И Бог сказал:
«Аз есмь!» – покинув кресло.

Качнулись
сосен красные стволы,
И стаи шишек
в страхе наземь пали,
Пока мы до веранды добежали,
дыша настоем хвои и смолы.

А ливень грохотал,
свиреп и крут,
По тонкой крыше,
черным толем крытой, —
Стучало сердце,
как стучат копыта,
Рождалось чувство зябкое —
уют…

Над городом —
Развернут свиток дня,
Лишь иероглиф «Утро» —
В левом верхнем:
Инверсионный след,
Размытый ветром,
Пилот рисует,
Жителей храня.

Нью-Йорк, февраль,
Две тысячи второй.
Саднящие
Залечивает раны
Большой ребенок,
Сын красивой мамы —
Свободы
С распростертою рукой.

Над «уровнем земли»
Развеян дым…
Мне шахматные игры
Ненавистны,
Где – пешками
Считаются солисты,
К которым
Все мы и принадлежим.

Мне недоступны
Тайные ходы
И петли
Стратегических расчетов —
Tex, кто считал,
Продавши душу черту,
Нажить успех
На угольях беды.

Я не могу
Спокойно проезжать
Манхеттена
Спаленный Даунтаун.
Мне першит в горле.
Нет уже развалин.
Сухой сезон
Мне не дает дышать.

Kак славно
знакопокрыто
Пространство
плоского камня! —
Подобно
ковровым узорам:
Узреть
уготовано нам
Истории тронов
и жертвы,
Богам принесенные
в храмах,
И
летопись громких событий
и громов небесных,

И
стоимость жатв урожайных
и злаков зеленых,
И суть предсказаний,
сказаний,
и указаний свыше —
Законов
забитых
заклепками звезд
в кровлю черную крыши;
Разгадки
размерностей разных,

Раздельных времен интервалы,
Когда
календарь ли ковали,
В святилищах
ликовали
И все перипетии эти
из камня высвобождали…

* * *

Я думал ревниво
о том,
Как рождалась
эстетика линий,
Внушающих трепет
поныне,
И что управляло резцом
ваятеля —
Глядя внимательно
В осколок
Скалы придорожной,
Небрежно отброшенный
Пришлым прохожим…

И ясно увидел истоки
Искусства жестокой эпохи:
«Художник
Лишь следовал линиям камня, —
Сказала скала мне, —
Он был
Этой почвы – заложник,
И в каждом фигур повороте,
Он – плоть оставался от плоти
Всей этой земли,
Этой сельвы
И в горе ее, и в весельи!»

Охота новая идет!
Природы мамонт – вскинул бивни,
И новый рог трубит призывно,
А племя – вновь удачи ждет…

Но эта строгая игра
Имеет странные законы:
Кто попадет, и в чьи загоны?
Ур-р-а!.. ценой каких утрат?

Нашьем ли шкур шикарных ворох?
Шагнем ли в новый Неолит?
Очаг горит. И милый робот
В огне поленья шевелит…