Ха Кхань Линь: Девушка из бара

Широкий проспект Чан Хынг Дао на миг показался Кхиету узким и тесным. На табличках с названиями улиц ему чудились слова: «Нет, никогда не бывать этому!» И тут он припомнил разговор с Винь Ко, самым близким своим другом, вспомнил, как у Винь Ко перекосилось тогда лицо, какие у него были глаза. На перекрестке Кхиет чуть не угодил под машину, за рулем которой сидела молодая девушка. Та даже и бровью не повела, а он и не подумал извиниться. У Винь Ко был отец, была мать и, кажется, жива тетка. Кхиет вспомнил историю о том, как в тюрьме — это было еще при французах — в одной камере с молодыми супругами оказалась девятнадцатилетняя девушка. Супруги взяли с собой в тюрьму маленького сына. В 1954 году [3] Имеется в виду передвижение войск и гражданских лиц с Юга на Север в соответствии с Женевским соглашением 1954 года. всех выпустили, супруги отправили сына с девушкой — соседкой по камере — в родные края, в деревню, потому что им предстоял переезд на Север. Ребенок остался у тетки, сестры матери, мальчик был послушным и смышленым. Однако супруги не были отправлены на Север, а остались на подпольной работе. Вскоре революционная база была разгромлена, оба были арестованы и преданы суду, однако обжаловали решение суда. Тогда тюремно-полицейская машина сработала по-своему: их переправили в Хюэ якобы в связи с передачей дела в кассационный суд.

В конце концов оба были уничтожены по приказу Нго Динь Кана: однажды темной ночью их сбросили вниз с высокого здания. До последней минуты они не признавали себя мужем и женой, чтобы не дать врагам использовать методы психологического воздействия.

Кхиет припомнил разговор с Винь Ко. «Разве ты не знаешь, — сказал Винь Ко, — как раз в то время, когда враги расправились таким способом с моими родителями в Хюэ, в Дананге была арестована и брошена в тюрьму моя тетя!» Тут Винь Ко запнулся, словно обдумывая что-то, затем добавил: «Она приезжает ко мне очень редко, но если бы ты увидел тетю, ты бы сразу понял, сколько ей пришлось всего пережить. Ты и представить себе не можешь, какие у нее на теле остались следы от пыток, и все же…» Помолчав, он сказал с болью в голосе: «А какие у нее прежде были красивые руки! Теперь же они навсегда изуродованы — ведь ей загоняли иглы под ногти. И все же она хороша, — лицо Винь Ко просветлело, — она стала еще красивее, во много раз красивее!» Он, Винь Ко, не стоит и мизинца своей тетки, он недостоин ее душевной доброты, как недостоин доброты своей родни, которой пришлось перенести из-за него массу лишений и невзгод. Ведь его не только вскормили-вспоили, но и отдали учиться, каким-то образом выправили для него документы… «Всего не расскажешь, да и ни к чему рассказывать. Но больше всего меня тяготят мысли о моем будущем. Подумай, в один прекрасный день — я уверен, что это случится, — меня мобилизуют и определят в военное медицинское училище Тху Дыка. Это обернется страшной бедой для меня самого, не говоря уже о том, какие страдания причинит моей тете! Ты только задумайся над тем, что это за война!» Винь Ко стиснул зубы, голос его задрожал: «Они обманывают нас разглагольствованиями о свободе, чтобы затянуть в эту отвратительную мясорубку! Чего стоят все их разговоры об идеальном государственном устройстве? Пустая болтовня!» Винь Ко сделал жест, словно отмахиваясь от какой-то мрази: «Так уж издавна повелось: вероломные предатели, мерзавцы без роду без племени, оскверняющие память предков, не могут обходиться без красивых слов о государстве, об интересах нации!» Лицо Винь Ко исказилось от гнева, а глаза, обычно излучавшие спокойный холодный блеск, вдруг загорелись злостью и забегали… Кхиет смотрел на Винь Ко с изумлением, словно не узнавая друга. Да он ли это?

И в самом деле все произошло именно так, как предвидел Винь Ко.

Но то, что случилось с Винь Ко, не должно случиться с Кхиетом. Он не может смириться с такой судьбой. Нет, он, Кхиет, распорядится своей судьбой по-своему… Так думал Кхиет, быстро шагая по направлению к госпиталю.

Войдя в ворота госпиталя, он сразу же направился в палату. Тхюи лежала с закрытыми глазами. Холодная белизна постели, запах эфира. Санитарка вышла, тихонько притворив за собой дверь. Кхиет опустился на стул возле койки и негромко позвал: «Тхюи!»

Девушка медленно открыла глаза. Сначала они были черными, потом вдруг стали темно-синими. Она была еще очень слаба.

— Здравствуйте, доктор! — прошептала она едва слышно и положила обе руки на грудь.