Норман Льюис - Бегство от мрачного экватора. Голоса старого моря

— У меня не было времени. На следующей неделе вы уехали.

— Можно еще виски? — попросила она. — Почему вы решили, что я неврастеничка?

— Интуиция, — ответил он. — Я всегда узнаю неврастеника, каким бы спокойным он ни казался.

— Потому что вы тоже неврастеник.

— Ну конечно, — согласился он.

— Вы слышали, что меня считают легкой добычей? — спросила она.

— Возможно, — ответил он.

— И в этом тоже заключалась моя привлекательность для вас?

— Вероятно.

— Вы нарушаете правила игры.

— Извините, — сказал он.

— Вы не любите бороться?

— А кто любит?

— Вас это, наверно, удивит, — сказала она, — но многие любят.

— Я бы хотел обойтись без борьбы, но не получается.

— У вас какой-то потерянный вид, — сказала она. — Чего вы боитесь?

— Уединения, — ответил он, — одиночества, заброшенности. Не могу дать точного определения, чего именно, но я трачу полжизни на попытки спастись от этого.

— Что вы сейчас и делаете.

— Что я сейчас и делаю. И попадаю в нелепые ситуации. Как, например, с вами.

— Здесь не было никакой ситуации.

— Я бы ее создал при малейшей возможности.

Я знал, что вы уехали, и поэтому меня тянуло к вам.

Я беспощаден к себе, а особую слабость питаю к самообману. Например, когда Чарльз попросил меня отправиться сюда, я согласился, считая, что тем самым делаю одолжение ему. А в действительности его просьба совпала с моим собственным желанием, потому что здесь были вы. Но тогда я себе в этом еще не признавался.

— Вы любите все усложнять, не так ли?

— Все усложняется помимо моего желания. Должно быть, подсознательно меня тянет к сложностям.

Раз уж мы заговорили о сложностях, не можете ли вы объяснить, почему не хотите уезжать отсюда?

— Почему я должна уезжать? — сказала она. — У меня роман с молодым колумбийцем. Вы разве не поняли?

Хоуэл схватил бокал и опустошил его; приблизился бармен и с видом заговорщика снова осторожно налил виски.

— Я должен был догадаться, — сказал он. — Кажется, я догадывался.

Он сделал попытку скрыть разочарование, отразившееся на лице, с помощью вымученной улыбки — его опасения подтвердились окончательно.

— Именно из-за него я ссорилась с Ронни Смолдоном. Простите за обман. Сегодня я ходила на свидание с этим колумбийцем, а он, как я вам уже говорила, так и не пришел. Причин может быть две. Либо он переменился ко мне, либо с ним что-то случилось.

И то и другое скверно.

— Расскажите мне о нем, — попросил Хоуэл, с извращенным воодушевлением подстегивая себя на борьбу с предстоящими трудностями.

— Вы, кажется, говорили, что вечно попадаете в нелепые ситуации? Тогда послушайте мою историю.

Начну с того, что он едва ли не на десять лет моложе меня и родился в весьма консервативно настроенной семье, принадлежащей к верхушке латиноамериканской знати. Мы совершенно не подходим друг другу.

Его родные терпеть меня не могут. В Колумбии принято делить женщин на шлюх и порядочных, и я отношусь к шлюхам. Он никогда не смел пригласить меня в гостиницу, поэтому обычно мы сидели на скамейке в парке, держась за руки.

— Обычно, — повторил он.

— Чаще всего, — сказала она, — другими словами, побыть совсем наедине нам удавалось редко.

— Что вы в нем нашли?

— Он молод и красив, — сказала она. — По-настоящему красив.

— И это всё?

— Он поэт. Я никогда раньше не была знакома с поэтом. Вы случайно не пишете стихи, а?

— Нет, — ответил он, испытав горечь поражения еще до схватки. — Я не поэт.

— Но долго так продолжаться не может, — сказала она. — Это должно кончиться. Мне кажется, я увлечена сильнее, чем он. Вероятно, момент настал.

Хоуэл чувствовал, что от него ждут слов утешения и, преодолевая себя, сказал:

— Может быть, он не пришел из-за чрезвычайного положения. Вероятно, он уехал куда-нибудь на машине и не смог вернуться.

— Я в это не верю, — сказала она. — Сначала я пыталась убедить себя, что он не пришел из-за чрезвычайного положения, но потом перестала. Я знаю, все заставляли его бросить меня, и он просто сдался. Я бы только хотела, чтобы он набрался смелости прийти и сказать мне, что все кончено.

Заметив слезы на глазах Лиз, он обнял ее, и невеселые мужчины, сидевшие за чашечками кофе, взглянули на них и снова отвернулись.

— Единственная другая возможность, — сказала она, — заключается в том, что его схватили. Он учится в университете, а Лопес преследует студентов.

«Сделай усилие, — заставлял он себя. — Сделай усилие».