Норман Льюис - Бегство от мрачного экватора. Голоса старого моря

Муга ходил по деревне хозяином, пугая детей своей самурайской улыбкой. Хватка его становилась все жестче. Через несколько дней после того, как Кармела покинула свое жилище, он снес ее лачугу, а обломки сжег, что очень огорчило дона Альберто, который ко всему прочему пописывал маслом и часами просиживал здесь, пытаясь передать на холсте игру света и тени и цветовые контрасты: например, синие цветы, змейками увивавшие желтые стены.

Затем Муга вознамерился благоустроить пляж, по, поняв, что любые попытки приукрасить местность будут встречены рыбаками в штыки, начал издалека.

Он встретился с алькальдом и рыбацкими старшими и для начала завел речь о штормах, бушевавших здесь — прошлой осенью и зимой; затем поделился своими опасениями — метеорологи предупреждают, что климат Средиземноморья меняется и грядет череда суровых зим. С ним все согласились. Три такие зимы рыбаки уже пережили, и, по их подсчетам, оставалось еще четыре.

Муга сказал, что Фароль стал для него второй родиной и он готов сделать для деревни все, что в его силах. В прошлом году в октябре разыгрался такой шторм, что волны доходили до самых домов; мало того, что буря покорежила лодки, в некоторых дворах были разрушены курятники, крольчатники и другие хозяйственные постройки. Гарантии, что такое не повторится, Муга дать не может, и все с ним согласились.

Так вот, к чему он клонит: он готов за свой счет построить стену, которая надежно оградит деревню от произвола стихии. Камень для строительства стены, продолжал он, будут возить на грузовиках, и чтобы им удобнее было подъезжать, нужно расчистить и разровнять полоску земли между домами и пляжем. В общем, получится такая узенькая дорога.

Но тут Муга заметил, что рыбаки как-то смешались и начали роптать: «Клумб не будет, а? А деревьев?»

Муга не дал бунту разгореться. Он успокоил недовольных, заверив, что деревьев сажать не будет, клумб разбивать не станет и вообще местность украшать не собирается, по во всем остальном требует свободы действий и просит, чтобы ему никто не мешал.

С тяжелым сердцем слушали Мугу рыбаки. Особенно удручали их пешеходы, которые, гуляя по вновь проложенной дороге, наверняка будут смотреть на море и, таким образом, волей-неволей накличут на рыбаков беду.

Но в конце концов договоренность была достигнута — пусть себе Муга строит и стену, и дорогу.

Проблем, обычно связанных со строительством подобного рода, в Фароле практически не существовало — редко кто претендовал на бросовую землю, кроме того, вся земля в зоне прилива считалась общинной.

Встревоженный дон Альберто решил попытать счастья в Управлении строительства — учреждении чиновники которого были известны медлительностью, нерешительностью и ленью. Раз в три месяца на заседании рассматривались представленные проекты, и, как было известно дону Альберто, участники его, люди крайне осторожные, не желая рисковать, на всякий случай отклоняли пять из шести поданных прошений.

Дон Альберто раздобыл у алькальда черновой набросок плана намеченных переустройств, и мы отправились на место. Перед нами во всей своей дикой красе и живописной неухоженности лежал пустынный берег, здесь господствовали бледные, нежные тона, и казалось, что все на берегу вымыто морем — и голубоватая листва олеандров, и усыпавшие пляж цветки этого неприхотливого кустарника, качающего воду из глубин земли своими длинными корнями и растущего повсюду, даже на морском песке. На берегу выстроились в ряд выкрашенные в лимонно-желтый цвет лодки с зеленой полосой но ватерлинии и розовым днищем. Здесь кошки охотились на береговых крабов, и те, наученные горьким опытом, не отползали от своих нор дальше, чем на два фута; у кошек были соперники — небольшая колония крыс необычного, бледно-серого цвета, рыбаки с неизменным удовольствием наблюдали за их брачными играми и относились к крысам если не с любовью, то, во всяком случае, с уважением. Язык не поворачивался назвать мусором то, что валялось на берегу. Не считая ржавых якорей, все это было дерево, отесанное, обточенное и отшлифованное морем и солнцем — древний брашпиль, вешала, на которых вялилась рыба, старая коряга, покрытая тонким налетом серой соли. «И ничего этого больше не будет, — сказал дон Альберто. — Все исчезнет у нас на глазах».

Первоначально предполагалось украсить четырехфутовую стену зубцами, но рыбаки стали возражать.

«Зачем нам здесь крепость? — спросили они, — Какой смысл?»