Избранные произведения писателей Дальнего Востока

На рассвете следующего дня Синчхоль надел спецовку, которую раздобыл ему товарищ Чхольсу, навертел обмотки, обул рабочие ботинки и вышел на улицу.

Город еще спал в серой мгле. Лишь тут и там маячили редкие фонари. Синчхоль еще раз повторил наставление, полученное ночью от Чхольсу, и пошел в указанном направлении. Рассвет Инчхоня — рабочего Инчхоня!

В обмотках, с платками на шее, рабочие торопливо шагали кто куда в поисках работы. Работницы в надвинутых на лоб платках, со свертками в руках, — очевидно, завтраками, появлялись и исчезали в свете фонаря возле, как он узнал потом, обдирочной фабрики.

Синчхоль зашел позавтракать в ближайшую харчевню. Точь-в-точь как сеульская пивная. Рабочие торопливо ели, дуя на дымящийся суп. Некоторые стоя выпивали выдаваемую под проценты кружку рисовой браги.

Поев и выпив, быстро уходили. То и дело входили новые посетители. Синчхоль сел на деревянную скамейку. Какой-то рабочий, не дождавшись, пока ему подадут, взял миску, отправился к котлу с супом и, получив порцию, вернулся на место. Синчхоль, похлебав супу, посмотрел на своего соседа-рабочего, который пришел вместе с ним. Тот уже доедал кашу. «Так вот заглатывать наспех — разве может пища хорошо перевариться?» — ужаснулся Синчхоль. А когда он опять оглянулся на соседа, тот залпом выпил брагу, утер губы кулаком и бросился к выходу, мельком взглянув на Синчхоля. Синчхоль не мог съесть всего, поднялся и тоже ушел. Во рту остался горьковатый привкус неочищенной водки. Он зашагал по направлению к павильону Чхонсок. Здесь строили большую текстильную фабрику и потому ежедневно набирали по четыреста — пятьсот человек.

Шагая в этот предрассветный час по улицам Инчхоня и глядя на серое до горизонта небо, Синчхоль почувствовал прилив отваги. Но тут же вспомнил, как готов был выскочить на ходу из трамвая, увидев в коляске рикши застывшую от удивления Сонби, и кровь бросилась ему в лицо: какая безответственность, какая бесхребетность! Человек в его положении не имеет права гоняться за женской юбкой.

Вот и павильон Чхонсок. Несколько сот рабочих уже окружили японского надсмотрщика и невообразимо галдят, выпрашивая номерки.

Синчхоль присоединился к ним и с большим трудом получил номерок — маленькую дощечку с пометкой «№ 50».

— Ну живее, живее поворачивайтесь!

Под зычные окрики надсмотрщика рабочие, завладевшие номерками, принимались по его указанию за работу. А те, которым не досталось номерков, стояли понурясь и с завистью смотрели на «счастливчиков».

— Эй, ко мне, тащите вот это туда, — командовал надсмотрщик.

Синчхоль смешался с разнородной толпой. Велели переносить мешки с цементом. Рабочие по очереди взваливали на плечи мешки и рысью устремлялись к указанному месту. Синчхоль тоже подставил плечо под мешок. В плече что-то хрустнуло, а грудь сдавило так, что он не мог вздохнуть.

Глядя, как наваливают мешки рабочие, он думал, что это не так уж тяжело, не тяжелее мешка с мукой. И, лишь взвалив на себя, понял, что это ведь камень, превращенный в муку, вот почему так тяжело. Ноги у него подкашивались.

— Эй, ты, шевелись, шевелись, сукин сын!

Окрик десятника явно относился к нему, и Синчхоль пошел быстрее. Невыносимо было дышать, грудь и плечи разламывало. Прижавшись щекой к мешку, Синчхоль прошел, шатаясь, около ста метров и со стоном рухнул на землю.

С трудом поднявшись, Синчхоль поглядел на рабочих, которые лопатами размешивали цементный раствор. Казалось, они делали это без всякого напряжения. В мгновение ока разводили мешок цементной муки. Синчхоль смотрел на них с завистью. Нечего было и думать снова поднять мешок. Но он ведь получил номерок, надо как-то продержаться до конца дня. «Неужели не выдержу? Попробую еще». И он пошел, еле передвигая, казалось, стопудовыми ногами.

В другой раз приказали перетаскивать кирпичи. Рабочие накладывали кирпичи в два ряда по тринадцати, а более сильные даже по пятнадцати и шестнадцати штук в ряд, и опоясывали их проволокой, связывая концы в узел. Затем приподнимали и, крякнув, взваливали на спину, покрытую мешком. Синчхоль побоялся сделать так и решил переносить кирпичи в охапке по одному десятку и вскоре в кровь стер руки.

Подготовив очередную ношу, он почувствовал, как ноет все его натруженное тело. Он не мог притронуться к кирпичам — ему казалось, что они утыканы острыми каменными шипами.

— Послушайте, так не годится — руки покалечите. Небось никогда такой работы не делали?