Кир Шаманов - Дурные дети Перестройки

Полгода пожили, и ебать её надоело. Фригидная, кончишь ей на лицо, она малафью по ебалу размажет и лежит, типа полезно. выгнал её.

Думаю, интересно, как поведёт себя Вова? Он хату имел на Просвете, отцовскую. Она обычно в сдаче стояла, а тут опустела. Он её, Аньку-то, туда. Сам весь из себя джентльмен, приезжает только поговорить и жратвы вегетарианской приготовить. Аня нихуя не умеет делать, кроме как на рояле тренькать, и бабок, естественно, нет никогда. Я пару раз приезжал к ней, поебались в жёстком стиле, с презрением таким животным. В общем, совсем чмом она мне показалась тогда. И Вова, смотрю, как-то тоже к ней сразу быстро схлынул, она потом в клуб подростковый жить переехала, на Московскую, Вова совсем соскочил, а потом и замуж вышла за кого-то другого.

Я к тому времени развязал по полной, и главная тема была поганки, куда же в таком деле без Вовы?! Тот, как понял, что они в Ленинградской области растут, так на весь сезон пропал в Щеглово и насобирал аж три стакана перетёртого в порошок грибного концентрата. На поля как на работу ходил. Жаден, ох жаден до кайфа!

С них хоть и не кумарит, но дозняк быстро растёт, сегодня тридцать, завтра пятьдесят, а послезавтра и соточка не прорубает. Короче, началось с того, что Вова все свои видеокассеты и книжки с балкона на Ланское шоссе как бумеранги запустил. Потом костёр в комнате развёл, избил маму и папу палкой от швабры, когда они потушить огонь пытались. Вызванного врача ударил ногой в грудь и сбежал из дома, пока санитары не приехали.

Пришёл ко мне. Принёс телевизор, гору дебильных шмоток, какие-то торшерчики самопальные, телефонный аппарат:

— Я только что родителей отпиздил, хотел дом спалить, помешали, суки, теперь у тебя жить буду. Вот тебе телек, я его для тебя специально сглазил, и ты сдохнешь. Нужен телек? Знаю, нужен. Так бери, помни мою щедрость и сдохни.

Я вижу, хуйня с пацаном, говорю ему:

— Ничего Вова, всё образумится. Ты переночуй сегодня, а завтра уёбывай с утра на все стороны.

Было что-то около шести вечера, не поздно совсем, а он уже, смотрю, начинает вырубаться и говорит внезапно:

— Пойду-ка я домой, посплю часок. — А дома, понятно, дурка с санитарами в засаде.

— Ты не парься, когда всё пройдёт, я тебе шмотки верну.

— Да, наверное. Ну, я пошёл, — встаёт и уходит.

Назавтра пацаны мне рассказывают весь расклад. Мол, Вова свою хату обнёс, и его родители в дурке закрыли. Я объявился по понятиям, что, мол, шмотки его у меня и что пусть родаки приходят и забирают.

Звонок в дверь, открываю, на пороге две мрачные тени, Стенич и Вовин батька.

— Отдавай шмотки, мы знаем, что они у тебя. — И смотрят из темноты как на волка. Стенич давно про меня слухи распространял, что я сектант и чёрный маг. Проходят, видят шмотки стоят упакованные, как Вова их притащил. Ругаться и драться пришли, до чего Стенич накрутил батю Вовиного! Не ожидал от него. Забрали, что действительно ценное, и ушли. Мне, главное, куртку военную оставили, шведскую, зима была, а у меня всё в заторче было.

Прошёл месяц или два, вышел Вова. В этот же день ко мне с предъявами:

— Где шмотки, ты батьке не всё отдал?

Я прихуел, конечно. Пустил его. Он всю свою самопальную лабуду собрал, книжки и куртку, смотрю, берёт.

— Вова, оставь куртку потаскать. А то зима, у меня нет нихуя, все шмотки тебе вернул, а куртку притормози хоть на время. Мне ширево морочить, «пассажиров катать», воровать, а если ходить обсосом, так нихуя не намутишь, сразу выпаливают.

— Не-не-не, не могу, мне самому надо! — и шкерится сразу, съёбывает. Хотя родители ему после психушки всё новое купили, типа всё дурное оставим в прошлом, и в новую жизнь с новым Вовой в новых шмотках. Ну ладно, думаю, сука, успехов тебе.

Через пару дней смотрю, ещё какая-то его поебота, документы от телека и плеера. Плеер-то он Купцу отдал, так же как мне, но, как я выяснил, приссал забирать, и папа со Стеничем тоже приссали к одноглазому ветерану Афганской кампании с дурацкими вопросами приставать, ну-ну.

Звоню Вове, говорю:

— Документы то нужны?

— Нужны-нужны. Принеси, пожалуйста.

Приношу доки. Вдруг его батон видит меня на лестнице, и давай кидаться. Мол, подонок я, чёрный маг, да здравствует Стеничевская пропаганда, и всякое такое кричит. Я, конечно, подонок, я всё понимаю — надо было Вову конкретней пасти, когда он маковую солому и поганки килошниками в духовке сушил у всей семьи на глазах. Короче, сказал ему, что ещё две минуты, и оставлю их семейство навсегда.