Оливера Николова - Этюды об ибн Пайко [Тройной роман]

В первую же ночь после мусульманского погребения в новой мечети ибн Байко, Тодора позвала двух работников, и те выкопали тело Петре из свежей могилы. Они бросили ткань, в которую было завернуто тело, на циновку, лежавшую на дне могилы, забросали могилу землей и поставили на место надгробный камень. Обнаженное тело перенесли в повозку к Тодоре.

Священник отец Никола ждал около только что вырытой могилы на христианском кладбище. Тело сначала отмыли от земли принесенной в котелке водой, потом положили в приготовленный заранее гроб из грубо оструганных досок и заколотили его. Только потом священник отпел мертвеца, больше шепотом, чем обычным голосом, а когда все закончилось, гроб опустили в яму, забросали землей и поставили на могиле крест, на котором было написано имя — Петре, сын Байко.

Когда в предрассветной мгле они торопливо возвращались в город, уже погасив фонарь на повозке, священник Никола спросил Тодору:

«Я знаю, зачем ты это сделала, дочь моя. Но хочу от тебя услышать, чтобы и Господь услышал».

Тодора перекрестилась на восток и сказала:

«Не хотела, чтобы у моих детей отец был турок. Вот поэтому, отче».

Марин, будто прочитав мысли Сандри, сказал:

«Ты думаешь теперь, что ты равен бею? Что ты стал ближе в Атидже, потому что ты принял ислам и потому что она знает, почему ты это сделал? Напротив, у бея теперь появилась возможность очернить тебя перед ней: ведь ты женился, приятель! Он наверняка расскажет об этом Атидже, а это вряд ли будет тебе на руку».

Сандри рассуждал вслух, весь в своих мыслях:

«Как ты думаешь, пойти мне опять к нему? На этот раз без тебя. Как турок к турку. Может быть, тогда и Атидже выйдет, чтобы поприветствовать меня».

Дубровчанин пожал плечами:

«Пойди. Но ты все равно поймешь, что то, что я говорю тебе — правда. Тебя ждет удача, приятель, счастье и слава, так говорит гороскоп, но я не могу сказать, когда это случится. Хорошо, хорошо, пойди, испытай судьбу».

Ибн Байко, хотя это было запрещено, идя к санджак-бею, взял с собой и Библию, которую ему когда-то у озера продал Марин Крусич. Для чего он ее взял и что он хотел сделать с этой книгой, столь неуместной у бея, и ему в тот момент было неясно, может быть, он просто хотел показать ученому и начитанному бею свою осведомленность в вещах, далеких от сферы его интересов. Скорее всего, именно поэтому.

Санджак-бей встретил его сухо, несмотря на то, что Сандри приветствовал его по-турецки. Сандри счел это знаком ослабления крепости их довольно близких отношений, а причиной этого, по его мнению, стало то, что они уже довольно давно не виделись. Но Сандри, в отличие от бея, поспешил расчистить некогда протоптанную тропинку, тем более, что и цветы, стоявшие в вазе посреди стола, похоже, одобряли его действия. Это были несколько букетов красных пионов, чьи тяжелые головки, казалось, разговаривали с ним. «Ты решителен, — говорили они, — то, что ты замыслил, правильно и разумно. Ты легко приспосабливаешься к обстоятельствам и быстро завоевываешь сердца людей. Продолжай в том же духе. Ты очень счастлив в любви, но больше всего тебе повезло с той, что похожа на розу. А твой самый страшный враг — это зависть и ревность».

Роза? Дикая роза? Но разве палка санджак-бея сделана не из дикой розы? Ибн Тайко задрожал. Означало ли это, что дело оборачивается в его пользу?

«Я принес тебе чудесную книгу, великий бей, христианскую книгу, — сказал ибн Тайко. — Мне она больше не нужна, я достаточно долго смотрел на ее красоту, ничего в ней не понимая. Она не на моем и не на твоем языке, но поскольку это Библия и поскольку книга эта — редкая и красивая, я подумал, что ты будешь рад получить ее и держать вместе с многими другими книгами, которые хранишь у себя. Возможность подарить ее тебе — честь для меня. Вера не важна, важно то, что написано внутри».

«Ты теперь должен изучать Коран, — усмехнулся бей. — Я слышал, ты женился на турчанке, да и сам потурчился».

«Ты правильно слышал, пресветлый бей. Теперь меня зовут Сафет-эфенди».

«Прекрасно, Сафет-эфенди. Похоже, что для вас такой подход к вере — обычная вещь. Я читал про ваших богомилов. И они многое в вере отрицали и отринули, а Господа признавали только в своем сердце. В сущности, они были против власти государства и церкви».

Ибн Тайко ничего о них не знал, поэтому поспешил сказать:

«Вера это одно, а книги — другое. Они, даже когда говорят о вере, говорят не только о ней».

«Это правда, — сказал бей со вздохом. — Это правда. Книги — это разум всего глупого человечества. Я давно думаю о том, чтобы открыть в городе книжную лавку. У нас есть грамотные и ученые люди, но их нужно больше. Время от времени людей косит чума, люди уходят, а книги остаются. Мне говорили про некоего Кара-Трифуна. Он, вроде бы, готов этим заняться. Ты слышал о нем?»