Владимир Сотников - Покров

Его обгоняли люди, а он смотрел по сторонам, чувствуя спиной не желающее увеличиваться расстояние до вокзала. Он отошел недалеко, и уже тянуло назад, и когда обернулся, то чуть не побежал, с трудом удерживая себя. Внутри вокзала были кассы – целый ряд окошек, он подошел к крайнему, положил деньги и назвал свою деревню. Тетка за стеклом сказала: «Билетов нет». Он перешел к другому окошку – там тоже не было билетов. Еще не испугавшись, он понял, почему у касс нет людей, – «билетов нет» – проговорил про себя. И когда вышел на широкие ступеньки вокзала и увидел, как в большом доме напротив уже загорались слабым светом окна, то почувствовал, что на голове, как от холода, стягиваются волосы. Все быстро пронеслось в пустоту – и остановившийся автобус, и спешащие люди, и тот угол дома, до которого он недавно дошел, чтобы повернуть обратно, – а он только смотрел на подрагивающие на своих местах окна, не в силах отвести взгляд от их неяркого света.

Всю жизнь этот свет горел по вечерам в любом городе, где ему приходилось бывать. Странное чувство собиралось и накапливалось во всех выпуклых от внутреннего света окнах, и память тянулась туда, где он впервые увидел холодный чужой свет.

Он шел в самой гуще людей, поваливших вдруг в одном направлении, и только прижавшись к ограде, ему удалось выйти из потока, он остановился и стал смотреть на светофор, который отмеривал людей и машины порциями. Казалось, стоит только и ему перейти улицу, и уже он не вернется, на той стороне не было возможности ни остановиться, ни повернуть назад. Светофор вспыхивал все ярче, и лица людей по-разному отсвечивали.

И когда он уже решил сдвинуться с места, чтобы просто идти туда, где людей будет все меньше и меньше, взгляд его выхватил из толпы лицо, которое мгновенно притянуло к себе все его чувства, и он сразу ослабел, узнав сестру. Боясь выпустить ее из виду и поняв, что она испугается, если его увидит внезапно, он пошел за ней следом. Когда до нее стало совсем близко, он тихо ее окликнул. И хотя в повороте ее головы уже было ожидание любого удивления, увидев его, она широко раскрыла глаза и начала быстро-быстро оглядываться, будто кого-то еще искала по сторонам. Потом рванулась к нему, дотронулась до его плеча и спросила: «Ты что?» Он ответил: «Билетов нет». И все слова потом только упрощали их странную встречу – и он старался молчать, отвечая на ее вопросы, звучащие по-чужому, и ему казалось, что и сестра больше хотела молчать.

Потом сестра долго говорила с шофером, показывая свой билет и доставая деньги из сумочки, и, когда уже автобус тронулся, загорелись большие буквы на вокзале, словно ждали этого давно.

Автобус громко гудел в вечернем воздухе, трепыхалась на ветру занавеска, и слева скользило над горизонтом красное большое солнце. Дорога назад оказалась совсем короткой, он все время, которое пронеслось в одну минуту, ощущал, как деревенеет от высыхающих слез лицо.

В деревне они остановились прямо на шоссе, не заезжая к станции, – было уже поздно. Когда прошли мимо магазина и вышли на дорогу, что шла к багровому горизонту, он попросил сестру: «Иди вперед одна, я отстану. И не рассказывай дома обо мне, а то у меня сегодня день рождения». Она засмеялась и пошла быстрее, часто оглядываясь.

Он шел медленно, думал, что надо бы прибежать домой первым – «вечером вернемся» – вспомнились слова, но сил не было, он только представлял, что обгоняет сестру, прямо перед ним открывается красное небо, все не затухающее за пропавшим солнцем.

Сестра, впрочем, все рассказала. И дядя, казавшийся главнее всех из-за своего громкого голоса, смеялся за столом: «С возвращением, путешественник», – все тоже улыбались, и только мать смотрела смущенно, словно при ней его хвалили непривычными, незаслуженными словами. А он, хотя и хотел пройти быстрее через эту комнату, заполненную людьми, боялся, что за ним пойдет мать и там, в спальне, он расплачется и не сможет уже больше выйти.

«Ну, а мороженого ты хоть поел?» – спросил дядя, и, когда в ответ он, сжав губы, кивнул головой, все громко засмеялись, и этот смех превратил весь день в мягко переходящие друг в друга картинки, и даже его поездка, все еще пугающая своей непонятностью, вдруг стала обычной, поместившейся в бесконечности прошедшего дня.

Он часто потом вспоминал ту минуту, когда сказал в кассе: «Два билета до города». И все, что было до и после этих слов, смотрело сквозь них друг на друга, вглядываясь в свое отражение, замечая с годами все большее и большее несовпадение.