Борис Екимов - На хуторе

– Чего сколько? – притворился непонимающим дед Архип.

– Не придуряйся… Про погоду чего сказали?

– А-а, слухать их… – пренебрежительно ответил дед Архип. – Они здеся были, на хуторе? Видели они нашу погоду? Сидят черт-те где, в тепле поустроились – и брешут.

– Померзнешь на сухарь, – вздохнула бабка.

А деду Архипу вдруг иное пришло на ум: вспомнил он про котец. Вспомнил и начал собираться.

– Лежу, как сом на икре… И ты мне не подкажешь. Котец-то непроверенный. Так бы и умелся. А с нашими ребятами… Такие провалы, враз обчичекают. Из такого-то котца.

«Котцами» называли ловушки для рыбы, что ладились в низах, на речке. Во льду их рубили. У деда Архипа котец был большой. Для рыбы и людей привлекательный.

Архип быстро оделся, легкую пешню взял, мешок да черпало и подался к речке. Дорожка от базов, по меже, к саду и речке была протоптана в глубоком снегу канавой. Но теперь, поутру, после ночного ветра, замело ее наискось, а то и напрочь легким снегом.

До солнца было далеко, лишь смуглился восток. Но уже развиднялось. Мерклые звезды еще светили, и ясно глядела луна. Деревья садов и кудлатые старые вербы по обережью лежали в сизоватом дымчатом инее. Словно дышали дерева, и тут же морозом схватывалось их теплое дыхание.

Архип спустился к речке, подошел к своему котцу, размахнувшему камышовые «крылья» к самым берегам. Валенком осторожно он сдвинул снег с крышки котца. Но можно было не опасаться, за ночь на добрых три пальца льду намерзло. И сразу Архип увидел: есть рыба. Темное что-то ворохнулось подо льдом, большое. Архип быстро обдолбил котец, черпалом отбросил лед. И крупная, чуть не в размах величиной, щука заплескалась в темной воде. Черпак был мелковат и щуку не брал. Но старик изловчился и выбросил рыбину на снег, с радостью почуяв тяжесть ее. Щука дважды плеснулась, сгибаясь в колесо, и замерла черным поленом. Старик выцедил еще двух красноперок да окунька, подчистил котец, сложил добычу в мешок и заспешил домой, бабку обрадовать ухой и жаревом к празднику. А в доме уже кипели щи, мяса кусок бабка обжарила с картошкой, налила самогонки.

– Ну и как? Може, обдумался? – спросила она у вошедшего старика.

– Обдумаешься… – передразнил ее Архип. – Гляди, какого тебе анчихриста припер. Давай чашку.

Щука скользнула из мешка в подставленный таз, колом легла поперек, выставив большое, белое, пятнистое брюхо.

– Ху-у… – брезгливо сморщилась бабка. – Чистая гадюка. В сенцы ее, нехай замерзнет, а то биться начнет.

Архип наскоро умылся, сел к столу. Бабка принесла с печи в полотенце завернутый горячий хлеб. Привозили хлеб на хутор редко, особенно в непогоду, но люди приспособились. Черствую буханку заворачивали в полотенце, в широкую кастрюлю воды наливали, ставили миску, а в нее хлеб. Вода в кастрюле кипела, под крышкой хлеб отпаривался, становился волглым, мягчел.

Выпив стаканчик самогонки, Архип принялся щи хлебать. Жена сидела рядом, вздыхала.

– Ныне-то уж не вернешься… – сказала она.

– Дал бы Бог добраться. А на ночь-то глядя… Уж завтра.

– У Василия ночуешь?

– А где же…

– Сон мне нынче привиделся, а к чему – не приложу, – задумчиво сказала жена. – Маму видела. Мама хлебы печет. Вынимает, хороший такой хлеб, чую, сладкий, и так мне хлебушка хочется. А она не дает. Я прям слезьми кричу: мамушка, родная, ну, дай хоть кусочичек, хоть чудок. А она не дает. А мне так хочется… Такой у него дух, прям донельзя сладимый. Почему не дала? – спросила бабка. – Либо чем обидела ее, не так помянула? Прям в голову не возьму.

– Солонечиху поспрошай, – усмехнулся Архип, – она разложит.

– Придется, – всерьез ответила жена. – Ты дюжей ешь. Щи и мясо. Я тебе и самогонки для этого дела влила. Дюжей наедайся, а то померзнешь.

– Не замерзну, – успокоил ее Архип. – Как пододенусь, нехай тогда…

Оделся он, как всегда, по-зимнему, по-стариковски: теплое белье, телогрейку и ватные брюки, валенки, овчинные рукавицы. Но теперь, в дорогу, он надел поверх всего зеленый плащ-болонью. Его когда-то сын за ненадобностью бросил. Но старикам плащ пришелся по нраву и впору. Он был легок и плотен, ветра не пропускал.

– Ну, оставайся тут с богом, – сказал Архип.

– Ты тама не задерживайся, – ответила бабка. – Праздник находит, а я – одна. И сон видишь какой нехороший видала. Родная мамушка хлебца не дала. А уж так хотелось…

Из своего двора вышел Архип ровно в девять часов, как и располагал. В эту же пору на центральной в гараж шофера приходят. Пока они машины разогреют да соберутся, туда да сюда, пока тронутся, Архип к грейдеру подгребется. Вот и получится впору.